Книга Страж зари - Сергей Куприянов

— Ты бы научил своих людей не входить без спроса во время важного разговора.

— А чего ты боишься?

— Мне нечего бояться. Это тебе надо… посматривать.

Александр Петрович отхлебнул горячий кофе, поморщился и достал из верхнего ящика стола сигареты.

— Будешь? — предложил он, зная, что гость не курит.

Тот в ответ только фыркнул. Тогда Горнин достал зажигалку и закурил, всем своим видом демонстрируя удовольствие от процесса.

— Ты что, не слышишь меня?

— Слышу. Только не понимаю, чего ты бесишься.

— Потому что ты дел натворил, а расхлебывать мне придется.

— Так вот прямо и тебе? — уточнил Горнин, выпуская клуб дыма.

— Да! Мне. Если ты сам не хочешь видеть проблем и решать их. А как тогда иначе? Или, думаешь, они сами собой рассосутся? Как первая беременность? Так у нас не тот случай.

— Вот ты сейчас о чем? Что вообще случилось? Из Москвы-реки потекли черные воды? Что? В «ИКЕА» поступили в продажу реактивные метлы? Чего ты мне тут пузыри пускаешь, как утопленник?

Глаза Романа Георгиевича начали наливаться кровью. Это был старый прием, не имеющий ничего общего с его истинным душевным состоянием, но на многих он производил впечатление. Что ж, если он пустил в ход свои старые, как подвальная плесень, уловки, значит, все хорошо. Действуют обереги, действуют хорошие!

— Это не я, это ты утопленник. Мы оба… Я поставлю вопрос, чтобы тебя убрали из экспертов.

— Тогда и тебя тоже уберут. Ты знаешь правила. Правила гласили, что эксперт не уходит один.

Уходят только оба. До сих пор это правило не нарушалось. Этим самым гарантировалось, что один из них всегда будет следить за другим — и наоборот. Для этого пару подбирали таким образом, чтобы возможность сговора между ними была сведена до минимума. В их случае этот минимум стремительно приближался к нулю. И именно это гарантировало честность их совместной работы. Именно пристрастность обоих друг к другу, неприязнь, граничащая с враждой, были залогом этой честности. Уж очень многое зависело от этих двоих. Уж очень большая власть была сосредоточена в руках каждого. И каждый из них, как мог, ограничивал власть другого. Ведь что такое соединяющиеся сосуды? Это всего лишь сосуды, про которые никто не может сказать однозначно, что они одинаковы по объему. Речь можно вести лишь о том, что они, в принципе, одной высоты. Это могут быть как две трехлитровые банки, вышедшие из-под одного пресса, так и железнодорожная цистерна с мерной трубкой на торце. Со стороны посмотреть — уровень наполнения одинаковый, а по сути — небо и земля. В одной — шестьдесят тонн, в другой — жалкие граммы, в лучшем случае литры.

И вот тут возникает вопрос: кто без кого может обойтись? Цистерна без мерной трубки или трубка без цистерны? Стоит только превратиться в цистерну, как ответ сразу становится очевидным.

— А вот этого не надо, Саня, — как-то враз успокоился Роман Георгиевич. — Сейчас не та ситуация.

— Может, объяснишь? А то столько туману напустил.

Горнин попытался разогнать дым ладонью, но тот только закручивался в спираль.

— Почему не объясню? Обязательно объясню.

Петрович почувствовал беспокойство. Пока еще легкое. Чтой-то «друг Рома» так быстро, разом успокоился? Что произошло за эти несколько секунд? Что он пропустил? Он решительно вдавил окурок в пепельницу с изображениями знаков Зодиака — подарок друзей, отдыхавших год назад в Испании. Рука сама собой потянулась к кружке с кофе.

— Так давай, чего тянешь?

Перегуда прищурился. От недавней вспышки гнева на его лице не осталось и следа.

— Твой Мамонтов.

— И что тебя не устраивает?

Плохой это вопрос. Очень плохой. И откуда он только знает про Пашу? Сам? Ну нет, так не бывает. У Паши с ним нет никаких контактов. Ни так, по жизни, ни ментальных. Это проверено. И вообще, это запрещено. Если «друг Рома» что-то такое себе позволил, то ему самому несдобровать. И он это знает. Прекрасно знает. Тогда что? Кто-то сообщил. Кто-то из своих? Тогда кто?

Нет, слишком много вопросов, чтобы ответить на них за одну секунду. Невозможно ответить. Кому другому — да. Но не Роме. Подготовился, сволочь! И паузу держать нельзя.

— Он — твой? Ведь так? — наседал Перегуда.

— Ты мне здесь что, допросы будешь устраивать?

— Да что ты! Мы же с тобой… — Маг, недосказав, соединил два указательных пальца, что должно было символизировать всю тесноту и неразрывность их отношений. — Я тебе просто помочь хочу.

Ох, знаем мы эту помощь!

— А без загадок можно?

Горнин небрежным жестом поднял руку и потрогал золотую заколку на лацкане пиджака. Ты, блоха, держи бока, как большие облака. Гром, дожди, пожар и ветер ты держи. За все в ответе. Все ты можешь отшвырнуть. Ты прыжком спрямляешь путь. Ты пирата истреби и злодея погуби. Укуси его за горло, чтоб все племя перемерло. Ты пучин и злой неволи — отпугни такие доли. Принеси ты мне удачу, а увидишь, что я плачу, слезы выпей ты мои, продлевая жизни дни. Дай обмана избежать, обойти любую рать. Не оставь меня в пути и удачу в дом неси.

В последние годы компьютерные технологии вошли даже в такую закрытую область знаний, как практическая магия. Если раньше, тридцать, даже двадцать лет назад, не говоря уж о столетиях, хорошее, действенное заклинание разрабатывалось годами, многократно проверялось, из-за чего случались страшные катаклизмы, вспомнить хоть те же Помпеи, когда один полуграмотный деятель вздумал переводить древнегреческие хоровые молитвы на латынь, то теперь такое же можно было разработать за пару-тройку недель, в крайнем случае — месяцев. Современные компьютерные программы делают возможным провести полный теоретический обсчет, так что для практических испытаний их можно допускать почти без опаски. Паша в этом деле мастак. Или был?

Горнин вздохнул. Этот важный вопрос он для себя еще не решил. Считал, что для этого еще не пришло время. Так, может, он ошибается?

Сам он больше доверял старым, проверенным методам, хотя вслух не стеснялся говорить иное. Это как так называемые намоленные иконы. Ясно, что из тысяч и тысяч молитв, просьб, пожеланий и проклятий до образа достигают немногие, как ясно и то, что немногие иконы действительно помогают, если не считать очевидного эффекта, достигаемого простым аутотренингом. Но то, что все же оседает на образе, в конечном итоге дает отдачу. А вот что именно достигло и впиталось — это еще вопрос.

Христианская церковь два тысячелетия создает то, что рядовой прихожанин склонен бы называть чудом.

Но при этом неустанно рушит все то, что было до нее. В процессе христианизации античные, а больше того — языческие божества, боги и иные высшие существа превратились в свою противоположность. Иранские дэвы превратились в дьяволов. Святой Мартин, живший в четвертом веке, видел демонов в образе Юпитера, Меркурия, Венеры и Миневры. Епископ Райнальдо из Ночеры беседовал с демоном, явившимся к нему в лице Юпитера. Христианство, как, впрочем, и любое общественно-политическое движение, вставшее на революционные рельсы, отвергало старое и насаждало новое. Такое же было и с большевиками, захватившими власть в начале двадцатого века, нещадно ломавшими все то, что было до них. Все революционно-идеологические движения рано или поздно приходили к одному — к тотальному праву господства некой единоличной силы над человеком. Все отметали предшественников как еретиков — как бы это ни называлось. Римляне отказали греческим богам в праве на существование, заменив их своими, по сути — такими же. Потом в том же Риме утвердилась новая религия, зачеркнувшая прежних богов. Насильственно отторгалось все то, что зачастую было наработано даже не столетиями — тысячами лет. Создавался образ, представление, что не человек — венец природы и ее повелитель, а Некто. Бог. Царь. Генералиссимус. Генеральный секретарь. Президент. Папа. Саваоф. Аллах. И часто сокровенные знания умирали вместе со своими хранителями. Но не всегда пропадали бесследно.