Книга Атриум - Дмитрий Матяш

На все это Егору потребовалось меньше минуты. Осознав свой просчет, оставшиеся болотники шарахнулись от Кудесника в стороны, освобождая проход. Только один метрах в пятнадцати впереди с длинным копьем в руках заступал дорогу.

— Уходи! — рыкнул на бегу бродяга, но болотник не слышал. По мере приближения Кудесник видел дрожащие руки, неуверенно державшие жердину, бескровное, побелевшее от испуга лицо, но вместе с тем и надежду на успех во взгляде. Мол, а вдруг у меня получится сразить бойкого бродягу?

— Ах ты ж! — взъярился Егор. — Ну держись, сука.

Злость придала бродяге еще больше сил, шаги превратились в мощные прыжки, сопровождаемые хлопаньем АКСУ по бокам. Приблизившись к заостренному концу кола, Егор небрежным взмахом руки сбил его в сторону. Приземлился на левую ногу, поглубже присел и мощно выпрыгнул. Правая стопа в армейском ботинке обрела опору, угодив в бедро болотника, заставила его присесть. А через долю секунды чудовищный удар коленом вперед и вверх обрушился на его подбородок. Разошлась кожа, несколько зубов вылетело, оставшиеся торчали веером в переломившейся в нескольких местах челюсти, под склерами растекалась кровь из лопнувших от удара капилляров. Однако самая тяжелая травма была внутри: не выдержав удара о свод черепа, разорвался мозг.

Путь был свободен.

В голове мерцала единственная, абсурдная мысль. Он не мог объяснить себе, почему она засела в его мозгу, почему он считает ее верной, несмотря на абсурдность. Это был ответ на вопрос лежащего в юрте старика. Четкий и однозначный: я чувствую его близость.

Придя в себя, Кудесник осознал, что, низко опустив голову и размахивая руками, куда-то бежит. Сзади голосили женщины, были слышны плач, брань, проклятия, пожелания ему издохнуть как можно быстрее и в страшных муках. А на фоне всего этого — Кудесник даже подумал сначала, что это ему мерещится, — расходился над деревушкой эхом старческий хриплый смех, перебиваемый мокрым, отхаркивающим кашлем.

Егор оглянулся. Поселение все еще находилось в поле зрения. У большой юрты, забрызганной кровью, лежали мертвые тела. Над ними склонились рыдающие женщины, они мыли грязной водой их лица, размазывая грязь, затем оттаскивали их за руки от юрты и с ненавистью глядели в сторону Кудесника.

Бродяга посмотрел на свои руки. Они были в крови, оружие было в крови и форма, до того покрытая лишь грязью. Больше не оглядываясь, он бросился бежать. Куда — все равно.

На ходу он включил КИП — связи прибор не обеспечивал, но встроенный анализатор аномалий и очагов радиации мог помочь. Бродяга бежал, как ему казалось, в том же направлении, что и шел до того, как увидел дым от лагеря болотных каннибалов. Мелкие болота сменялись относительно сухими пространствами, а порой снова появлялись поля жидкого серо-коричневого пузырящегося ила. Бродяга избегал открытых болот — кто знает, не живет ли тут какой-нибудь злой гельминт-людоед? Предпочитал держаться подлеска. Останавливался лишь дважды, чтобы перевести дыхание и вспомнить, что бег в Атри, пускай даже в таком нежилом квартале, как призрачные топи, не рекомендуется. Вспомнил и тут же забыл.

И как только снова вбежал на сухую землю, поросшую высокой, порой доходящей до груди травой, услышал надрывный писк КИПа. Но остановился бродяга не по своей воле — удар под дых согнул его вдвое и отбросил назад.

— Твою мать! — вскрикнул он, свернувшись клубком и обхватив руками живот.

«Сорокапятка»! Ну как же он мог ее не заметить? Землица же на заросшем травой участке горкой наложена, будто вылез крот размером с собаку. Сжимая зубы от боли и обвиняя себя в потере нюха на подобные вещи, Кудесник какое-то время валялся, переворачиваясь то на один бок, то на другой, то вставая раком, но все это не помогало — либо запутавшиеся кишки могли встать на свои места сами, но со временем, либо без толкового медика тут было не обойтись.

Посылая в адрес коварной атрийской аномалии самые отборные ругательства, Кудесник поднялся на ноги и попробовал идти. Он слышал, ходьба помогает кишкам вернуться на свои места, но пока это лишь усиливало боль.

Внезапное хлюпанье за спиной вынудило Кудесника забыть о боли в животе и, обернувшись, присмотреться к волнующейся на ветру высокой траве. Он сжал зубы, прищурился и стал прислушиваться к шелесту тайги, выставив впереди себя автомат. Опять же уповая на то, чтобы он работал.

«Черт тебя дери, Кудесник, — корил он себя. — Хоть ствол-то мог прочистить? Шомпол же не только для того придуман, чтобы мясо на нем жарить!»

Вверху резко и громко застрекотала какая-то большая черная птица, и будто эхом ему откликнулся далекий волчий вой.

«Значит, выход из болот не так уж и далек», — подбодрил себя Кудесник, зная, что волки на болотах не обитают, как и другие более-менее разумные существа.

Но стоило ему опустить ствол и вспомнить о боли в животе, как метрах в пяти от него из травы немного левее проделанной им тропы во весь рост поднялась чумазая, в лохмотьях и с луком в руках девушка. Стрелу, натянутую до скрипа дерева, сдерживали тоненькие грязные пальчики, и если они ее отпустят, у Кудесника не будет ни единого шанса — с такого расстояния невозможно уклониться.

В уголках ее глаз блестели слезы, на щеках появились проталины, обнажающие чистую кожу, но девичье личико было преисполнено ненависти и желания отомстить. Казалось, она сдерживала стрелу лишь для того, чтобы бродяга перед смертью успел в полной мере испытать чувство безысходности.

— Ты убил моего отца, — сказала она как можно тверже, но голос ее при этом все равно дрожал.

— Мне очень жаль, — искренне ответил Кудесник, понимая, что в его случае это единственный, хоть и призрачный шанс уберечь себя. — Я… тебя понимаю. Моих родителей там, на Большой земле, их тоже убили. Мне было десять…

— Я здесь, чтобы убить тебя, — не желая ничего слушать, произнесла она приговор. И — о Господи, нет! — отпустила стрелу.

Время для Кудесника будто приостановило свой ход. Носившиеся в воздухе куполовидные споры стали похожи на медленно падающие, кружащиеся парашютики или снежинки. Вспорхнувшая с ветки птица опускала и поднимала маленькие крылья так, будто продиралась сквозь толщу воды. Шелест травы доносился теперь словно из трубы. Заплаканные глаза девицы постепенно расширялись, гримаса ненависти сменялась выражением удовлетворения. А выпущенный тонкий стержень с острым наконечником летел в Кудесника со скоростью идущего человека.

Мгновение — и все стало по-прежнему. Птица упорхнула ввысь, споры понеслись дальше, а шелест травы снова стал мерным и успокаивающим.

Стрела не прошла мимо. Она ударила Кудесника в грудь ровно в том месте, куда и была направлена.

В сердце.

ГЛАВА 5

Они сошли с поезда в грязном сибирском городке с малозапоминающимся названием, был поздний вечер, на улицах уже почти не было людей, а внутри непритязательных магазинов в основном горели контрольные лампы. Подошли к воротам захолустной плодоовощной базы, расположившейся в нескольких кварталах от вокзала. Кэмел коротко переговорил с сонным сторожем, отсчитал ему несколько зеленых двадцаток. «Дефендер» поджидал их возле будки КПП, помытый и готовый к очередному броску по тайге. Коротко поблагодарив сторожа за службу, Кэмел с Егором забрались в машину и двинулись в путь. Поначалу Егор, решивший больше ничего не спрашивать об Атри, мужественно боролся со сном, но потом, удобно устроившись и пригревшись, таки выключился.