Книга Заклинатель дождя - Михаил Строганов

– Дела… Что ж ты сразу мне ничего не сказал? Слушай, давай веди ее к Матрене. Может, на твою мать порчу нагнали? Так бабуля вмиг разберется, она же у меня ведьма! Не трухай, заговорит ее плохяк без шкарёнок, на халяву!

– Леша, ты меня слышишь? Я о помощи прошу! Нам уезжать надо, немедленно. Понимаешь? Для того, чтобы мама решилась вернуться в Пермь, надо хотя бы сразу немного денег, чтобы было чем проценты заплатить. Долги у нас там остались, большие папины долги… А ты мне о порче и заговорах!

Алексей достал сигарету и закурил прямо в избе:

– Храмыч, а ты бы мог за бабло кого-нибудь замочить?

– Ты что, убийство предлагаешь? Я не убийца…

– Расслабься, просто вопрос. – Алешка затянулся и пустил большие кольца дыма. – А вот я кого-нибудь бы с удовольствием заколбасил. Прикинь, Храм, коптил какой-нибудь чел землю – опаньки, и уже на том свете воздух портит. Думает себе, чё к чему, а это ты его в профилакторий отправил! Прикольно!

– Ну ты и дрянь! – Храмов оттолкнул Балабанова и пошел к выходу. Уже на пороге обернулся. – Запомни, Балабан, у тебя клоп не на жопе, а на сердце выколот!

Лицо Алешки исказилось болезненной гримасой, и он со слезами кинулся к бабушке.

Матрена Емельяновна, проводив тяжелым взглядом Ивана, тихонько шептала на ухо внуку:

– Не плачь, Алешенька, не плачь. Вот увидишь, мы отомстим. Мы им всем отомстим. Всему этому проклятому городу…

Она ласково гладила его по длинным немытым волосам, словно дитя, целовала в голову, но с каждым мгновением на суровом, почерневшем лице проявлялись глубокие старческие борозды морщин…

Дождавшись, когда убаюканный лаской Алешка снова уснул, Матрена накинула на плечи душегрейку, с трудом надвинула на распухшие узловатые ноги резиновые колоши, взяла со стола кухонный нож и вышла из избы.

Медленно, не оглядываясь, старуха шла по весеннему пробуждавшемуся лесу, бормоча под нос нечто из вывернутых наизнанку слов. Спустившись в лог и подойдя к журчащему ручью, старуха взмутила его палкой, бороздя против течения дно острыми сучьями. Затем воткнула нож в середину потока, принялась нашептывать на воду:

– Не пухом земля, не жизнью вода, не в радость ветер… огонь по крови, песок по костям, яд по сердцу… и как тебе, так и всем…

Закончив читать заговор, вытащила из кармана окровавленный лоскут и зацепила в него со дна ручья горсть липкой жижи.

Вернувшись в избу, взяла с топчана маленькую подушку, на которой совсем недавно лежал Иван. Стараясь ее не встряхнуть, осторожно вошла в узкую, заваленную старьем клеть, вытащила из прогнившего деревянного ящика связанные стопкой пожелтевшие газеты и выпотрошила в него из наволочки слежавшееся куриное перо. Сделав пальцами ямку, осторожно закопала в нее сочащийся бурой влагой, сложенный «узелком» тряпичный плат.

Вымыв в рукомойнике руки, вытерла их насухо застиранным, самотканым рушником и пошла будить стонущего во сне Алешку.

Глава 11КОНЕЦ СВЕТА

Стремительно покинув хутор, расстроенный и разозленный, Иван долго бесцельно бродил по угасающим немировским окраинам, бывшим некогда многолюдными и славившимися зажиточными мещанами. Теперь, смотря на покосившиеся двухэтажные дома, снизу – кирпичные, сверху – деревянные, с узкими прорезями смотрящих из подвала окон, было трудно представить некогда существующие здесь трактиры, булочные, цирюльни, аптеки, даже магазины с модной петербургской одеждой. Все растворилось во времени и сгинуло, оставив после себя следы кладбищенской безнадежности…

Теперь эти улицы и дома безраздельно принадлежали спившемуся, бомжеватому люду и расплодившимся стаям бездомных собак да крысам. Такова была историческая правда жизни уездного города Богоявленска, некогда гремевшего на всю округу сельскими ярмарками, производством церковной утвари и богатством непокорных купцов-староверов.

На узких, заваленных мусором улочках, между разрушающимися, с разбитыми стеклами, домами с каждым шагом все явственнее ощущался тяготевший над городом злой рок. Скорее, даже проклятие, ниспосланное людям за отступничество и намеренное противопоставление Божьему миру – непримиримой вражды. Вспоминая рассказ Снегова об эпидемии 1918 года, Иван на мгновение закрыл глаза: «И вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли – умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными…»

Выйдя из немировских окраин, некогда бывших центром Богоявленска, Иван наткнулся взглядом на большой рекламный щит, где огненными буквами было написано: «С сегодняшнего дня начинается «Конец Света»! – на раскинувшихся во все полотно серых крыльях нетопыря. А под буквами, словно опавшие листья от возмущенного воздуха, кружились искаженные, переполненные смятением лица.

Иван подошел ближе к афише и прочитал стилизованный под древние письмена текст: «Веками в своих одиноких кельях монахи переписывали слова страшного пророчества о том, что в конце тысячелетия Сатана восстанет из ада, чтобы основать на земле новое Царство зла и вечного мрака. Ужасное пророчество, в которое боялись поверить, сбылось: князь тьмы вырвался из заточения в поисках избранницы, рожденной под знаком Ока Господня. Время уже повернуло вспять, отсчитывая мгновения до рокового финала…»

Пошарив по карманам куртки и насчитав в них двадцать рублей мелочью, Иван поспешил, чтобы не опоздать на дневной сеанс.

Всю дорогу к кинотеатру ему почему-то вспоминался допотопный балабановский хутор, изменявшаяся на глазах Матрена и странное убранство ее избы, никак не соответствующее жилищу деревенской старухи, а напоминавшее домашний музей провинциального энтузиаста. В этот момент Немиров показался ему окраиной Вселенной, одним из тайных пятен Земли, где заканчивался прежний мир и открывались врата в иное измерение, в котором не действуют прежние логические связи и рациональные объяснения происходящего…

Кинотеатр «Факел», построенный по следам первого фестиваля молодежи и студентов в Москве, даже в своей архитектуре запечатлел политический курс партии на борьбу с колониализмом в странах третьего мира. Возведенный на холме в виде Парфенона, советский храм «важнейшего из искусств» был украшен гипсовыми барельефами освобождающихся из цепей рабов и гигантскими колоннами в виде пылающих факелов. Некогда величественное здание никогда не ремонтировалось и со временем пришло в упадок. Мальчишки из рогаток поразбивали статуям головы. Отштукатуренные шлакоблочные стены давно осыпались сами. А на огромных пылающих колоннах пестрели надписи, сделанные всеми поколениями жителей за прошедшие сорок лет. К тому времени, когда Храмовы приехали в Немиров, кинотеатр «Факел» напоминал не величественный Парфенон Эллады, а поверженный немецкий Рейхстаг…

Желающих посмотреть «Конец Света» оказалось всего трое. И киномеханик, раздосадованно посмотрев на посетителей, махнул рукой:

– Не, ребята, раз публики нема, то и кина не будет!