Книга Путь войны - Александр Поволоцкий

- Булавки… - задумчиво пробормотал Иван.

- Что? – не понял Поволоцкий.

- Булавки, - повторил Терентьев. – Я как-то, лет десять назад говорил с одним мужичком, обсуждали, как поднимали в эвакуации промышленность. Каким образом можно наладить производство сложной техники, когда нужных кадров, квалифицированных рабочих нет. Не «мало», а вообще нет. Он мне и привел пример с булавками. Дескать, вот нужны тебе обычные булавки. У буржуинов одну такую в два приема делают два обученных высококвалифицированных работника, а у тебя их нет. Тогда ты дробишь всю процедуру на самые простые действия, каждое из которых может делать любой, независимо от опыта и знаний - согнуть здесь, стукнул молотком там, передал дальше. В итоге одну булавку делают за шесть операций шесть-восемь человек вместо двух, и продукт получается так себе по качеству, но все же – делают! Только надо четко вбить каждому в голову – что нужно делать, и никакой самодеятельности, кроме одобренной начальством рацухи. Но для медицины это, наверное, не годится…

- К сожалению, не годится, такое проходит только для наложения повязок, - подтвердил Поволоцкий. – Надо как-то концептуально решать беду, но я не могу ни к кому достучаться. Проблему отсутствия кадров видят все, но внизу ее считают ... - хирург щелкнул пальцами, подбирая нужное слово. - Локальной в пространстве, а наверху - во времени. Каждый начальник санитарного отдела дивизии уверен, что где-то там, за горизонтом, лежат штабелями запасные хирурги, и только по недоразумению к нему не попадают. А в ставке... как я понимаю, они оглушены недостатком врачей везде, судорожно латают дыры, организуют двухнедельные курсы переподготовки, в последний день снимают и отправляют в войска преподавателя... и все им кажется, что еще одно усилие - и все получится... В дополнение ко всему сейчас у нас некая эйфория – противник застопорился, интенсивность боевых действий упала почти до нуля, удалось как-то раскидать первоочередные задачи. Но я не верю, что поганцы самоубились о нашу стальную стену. Они начнут снова, соберутся с силами, и мясорубка закрутится вновь, с тем же результатом. Думал, вы поможете?

- Нет, не поможем, – покрутил головой Черновский. – Точнее, вряд ли поможем… Как раз вчера наш коллега, - он взглянул на Ивана. – Попытался поднять в высших сферах сходную проблему. Но не очень успешно. Не думаю, что у вас получится лучше. Эйфория… - профессор прищелкнул пальцами, словно копируя недавний жест медика. – Очень точное слово. Даже если бы я смог устроить вам встречу с Его Величеством, что вы ему предложите? Рецептов то у вас нет. Это не булавки делать…

- Булавки… - в сердцах изрек хирург, вставая из-за стола. – Черт бы побрал!..

Он нервно заходил по комнате, с хрустом ломая пальцы, и неожиданно остановился. С полминуты Поволоцкий раскачивался на месте, сложив руки на груди, так, словно желая запереть в сердце неожиданные мысли. Его лоб прорезала глубокая вертикальная морщина, а взгляд устремился куда-то в окно, в безлунную ночь. Черновский с любопытством наблюдал за медиком, Иван кривил брови, проводя пальцами по краю стола, по краю стакана, словно стыдясь собственной беспомощности и бессилия. Зимников тихонько постукивал крюками друг о друга, будто отбивая темп.

- Булавки… - прошептал хирург, но теперь в его голосе явственно звучало едва ли не благоговение. – Ну, конечно же… Иван, вы великий человек, даже в чем-то гений. Нет, не вы… те, кто так придумал с той… эвакуацией. Дробление операций, строгая функциональность и четкая регламентация. Боже, как это просто!.. И как сложно это будет воплотить…

Он хлопнул в ладоши с такой силой, что хлопок прозвучал как пушечный выстрел, как будто ловя убегающую догадку.

- Вот у нас четыре стола... и четыре бригады хирургов... Раненого нужно раздеть, обмыть, наркотизировать... потом операция... потом наложить повязки, одеть, и в палату... Но ведь можно и по-другому. Одна хирургическая бригада — на три стола. Готовить и перевязывать может и санитар. Наркотизировать... один опытный наркотизатор и четыре обученных фельдшера... да этому, в конце концов, и священника можно обучить...

[Предвоенная терминология. В те времена не было врачей-анестезиологов (как специальности), а было понятие «врач-наркотизатор», это роль при операции. Т. е. один и тот же врач при операции может быть оператором, ассистентом или наркотизатором.]

А бригада переходит от стола к столу, занимаясь только своей работой. Раза в полтора производительность поднимется. Трое суток в таком ритме работать можно, а за трое суток такого потока дивизия все равно истощится... Но, черт побери, это еще не система, чего-то не хватает, вот-вот, где-то рядом…

Три человека, сидящих за столом, замерли в гробовой тишине, как будто бешеная работа мысли Поволоцкого уподобилась бабочке, которую можно было спугнуть случайным словом, неосторожным жестом. Они не ведали, что происходит – пока не ведали – но неким шестым чувством, волшебным озарением понимали, что здесь и сейчас, в собрании случайных, в общем-то, людей случилось нечто невероятно важное. Что-то великое и… замечательное.

Глава 5

Монарх может очень многое, почти все, что не запрещено законами физики. Достаточно вызвать секретаря – и любое желание исполнится, от изменения меню обеда до внезапной поездки на край света. Императору не нужно знать, сколько денег у него в бумажнике, не нужно планировать семейный бюджет и складывать копейку к копейке. Его нельзя купить, потому что ни один злодейский наймит не сможет предложить больше, чем уже есть у государя – целая империя со всеми ее богатствами. Одного росчерка пера самодержца достаточно, чтобы решить вопрос войны и мира, привести в движении миллионы людей и миллиарды рублей. Как говорила Ольга Спокойная, достаточно постучать карандашом по столу в Омске, чтобы тревожно завыли сирены в Скапа-Флоу, главной базе британского флота.

Все имеет свою цену, и это отнюдь не красивый оборот, вложенный авторами бульварных книг в уста своих персонажей. Очень многие честолюбцы начинали свой путь наверх в поисках богатства, могущества и мирской славы, но чем выше карабкались, тем тяжелее становилось осознание простой истины – кому многое дано, с того и спросится. Спросится Ответственностью и Долгом. Монарх может все… и почти ничего. Если, конечно, он настоящий правитель, а не временщик.

Константин дочитал последний лист и отложил его в сторону, на вершину увесистой стопки – только первоочередное и сверхважное. Давно, очень давно, еще в детстве, его захватил образ испанского короля Филиппа Второго.

«В марте 1571, например, король получил более 1250 личных петиций, в среднем более 40 в день. В период от августа 1583 года до декабря 1584 — около 16 000 петиций, более 30 в день. Плюс он читал и правил исходящие письма, подписывал каждый приказ. В один день, по словам короля, его чтения и подписи ожидали около 400 бумаг. В 1580е годы по словам венецианского посла Филипп в некоторые дни перерабатывал около 2000 различных бумаг. Периодически он сам ужасался объёму работы и писал тому, кто полностью его понимал, личному секретарю: «Передо мной лежат 100 000 бумаг...». [Джеффри Паркер «Grand Strategy of Philip II»]