Книга Черное безмолвие - Кирилл Кудряшов

— Хорошо, я умолкаю. — смиренно заявляет незнакомец. — Не стреляй, бегунья. Не надо.

Господи, ну почему мне сегодня так везет на людей, знающих, кто я? И кто передо мной теперь? Еще один маньяк из отряда мародеров? Кстати о маньяках и моем везении — ведь он, как и я, чувствует себя своим в Безмолвии, и не носит защитного костюма. Что, опять?! Хватит с меня бегунов на сегодня!

— Ты бегун? — прямо спрашиваю я.

— Нет. — глядя мне в глаза отвечает он.

Толя, видимо, думает о том же, о чем и я.

— Не ври, приятель. — говорит он, — Если ты не бегун, то должен бы уже начать растекаться под действием радиации! Ты в Черном Безмолвии, а оно не терпит людей.

— Черное Безмолвие? — растягивая слова произносит он и, одновременно, делает шаг ко мне. — Значит, так вы теперь называете этот мир? Черное Безмолвие… Раньше вы называли его просто Миром, а еще задолго до этого, он именовался Эдемом. А теперь, Черное Безмолвие?… В самом деле, жизнь переменчива.

Еще два шага в мою сторону, и он замирает на месте, давая мне возможность рассмотреть его лицо. Он красив, но это не традиционная мужская красота, в которой лицо будто бы вытесано топором, и не женственная, с ее плавными изгибами черт. Он сочетает в себе и ту, и другую. И Инь, и Янь… Должно быть, с подобных людей художники древности рисовали иконы… Нет, он определенно не мог быть одним из мародеров!

— Хватит заговаривать мне зубы! — ревет Толя, на которого божественная красота незнакомца не производит, похоже, никакого впечатления. — Здесь могут выжить только бегуны, да зверье, подобное этому! — он кивает головой в сторону тела медведя. — Кто ты?

— Можете называть меня Эзуком, если для вас так важны имена.

— Что за идиотское имя?!

— Спокойно, Толя, — говорю я, опуская оружие, — Он друг.

— Откуда ты знаешь? Ты знакома с ним?

— Нет, но я знаю, что это так.

— Послушайте вашу даму, она хорошо разбирается в людях. — так же спокойно и разборчиво произносит Эзук, словно перед ним не стоит сейчас испуганный бегун, сжимающий в дрожащих руках УЗИ. Да, именно испуганный — Толю, при всей его силе и выносливости, можно напугать только неизвестностью. Как, впрочем, и меня.

— Толя, опусти оружие. — я подхожу к нему и кладу руку на его плечо. — Все в порядке.

— Я не причиню вам вреда. — подтверждает Эзук, — И мой друг тоже.

Я перевожу взгляд на волка, смирно сидящего у его ног. Неужели волков можно приручить? Ведь приручили же их люди древности? Приручили, одомашнили, и именно от этих лесных охотников пошел род собак. Теперь процесс пошел в обратном направлении — одичавшие собаки стали едва ли не более опасны, нежели волки. Быть может, нам пора повернуть это вспять? Вновь приняться за волков.

Толя нехотя опускает автомат и с еще большей неохотой прячет его за ремень. Если я все же ошиблась, и этот загадочный Эзук вооружен — сейчас нас не спасет даже реакция бегуна. Мы не успеем вытащить оружие…

— Я безоружен. — словно читая мои мысли говорит он. — Я пришел помочь.

— А мы — поужинать. — ворчит Толя, и опускается на колени возле туши медведя, сжимая в руках нож.

— Не хочешь примкнуть к нашей трапезе, Эзук? — спрашиваю я, театральным жестом указывая на медведя, — Мы с удовольствием разделим ее с тобой, и с твоим другом… В благодарность за помощь.

— Спасибо, Ирина. Я вынужден отклонить ваше предложение, ибо мне по вкусу лишь пища духовная. Но мой друг с удовольствием перекусит вместе с вами.

Получив молчаливое одобрение от хозяина и Толи, во всю орудовавшего ножом, волк вцепляется в лапищу медведя, отрывая клочья мыса. Екарный бабай, впервые в жизни ем вместе с животным!

Повернувшись спиной к Эзуку, словно стесняясь того, что мне предстоит сделать, я отрезаю ножом солидный кусок мяса и впиваюсь в него зубами. Эзук стоит позади меня, молчаливо наблюдая за нашим ужином, и мне неловко от его взгляда. Нет, я не боюсь того, что загадочный и абсолютно незнакомый мне человек стоит у меня за спиной — я уверена, что Толя не спускает с него взгляда, и в любую секунду готов прикрыть меня… или отомстить за мою смерть — уж как повезет. Меня коробит от другого — словно я делаю что-то запретное. Чувствую себя школьницей, впервые занимающейся сексом у себя дома, и ежесекундно думающей о том, что вот-вот с работы должны вернуться родители. Я, человек… нет, бегун, ем мясо только что убитого медведя, вместе с подобным мне и лесным волком! А за моей спиной стоит человек с божественными чертами лица и, быть может, неодобрительно качает головой, тихо думая про себя, куда же катится мир, некогда именовавшийся Эдемом, а теперь — Черным Безмолвием.

Это только в книжках о Тарзане это кажется романтичным — идти на охоту с ножом в руке, поставить ногу на горло поверженному врагу и прокричать на весь мир о своей победе, а затем — впиться зубами в свежее мясо. Закон Джунглей, Закон Безмолвия — суров, прост и справедлив. Убивай только для пропитания, или для того, чтобы самому не стать едой. Но это не путь человека. Это путь зверя, наделенного лишь животными инстинктами. Да, человеческие законы несовершенны, и, зачастую, несправедливы, но они ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ. Безмолвие же отнимает у нас право быть людьми.

Тот свод человеческих законов, что всегда был единственно правильным, запрещает убивать вообще. «Не убий…» — сказал нам Господь.

Это-то меня и тревожит — Эзук, стоящий за моей спиной, не притронулся к мясу. Он остался человеком, а я — превращаюсь в животное. Как там говорил про нас Бомбодел? Бегуны — жители Черного Безмолвия… Его духи, его Боги… Может ли Бог пасть ниже человека? Может, если человек падет ниже зверья.

Наконец насытившись, а если быть точнее, то ощутив, что высосанные Безмолвием силы восстанавливаются, я обернулась к Эзуку. Он стоял в той же позе, что и десять минут назад, когда я принялась за медведя. Стоял и смотрел на меня своими глубокими, чистыми глазами, цвет которых я так и не могла разобрать в темноте.

— Может, теперь, в более спокойно обстановке, ты расскажешь нам о том, кто ты такой? — спросила я.

— Нет, Ира. Не расскажу. Ты не поймешь.

— А откуда ты знаешь мое имя, ты можешь сказать? — то, что он уже вторично обращается ко мне по имени, доходит до меня только сейчас.

— Могу. — просто отвечает он. — Оно написано у тебя на лице.

— Как это понимать?

— Очень просто, каждый человек, хочет он того, или не хочет, соответствует своему имени. Имя, словно звезда, будет освещать всю твою жизнь, покачиваясь над твоей головой на небосклоне. Даже более того, чтобы не думали твои родители, давая тебе имя, как бы долго не выбирали его — они не знают одного, имя предопределено заранее и они не в силах этого изменить. Весь их выбор — лишь Божья дань уважения человеческому стремлению к самостоятельности. Ты Ирина, потому, что ты — Ирина.

— То есть, ты хочешь сказать, что не знаешь меня? Не слышал обо мне? Что просто увидел меня, и понял, как меня зовут?