Книга Король - Дональд Бартельми

– Не совершенно и не великолепно.

– У жизни в запасе для вас много прискорбных ударов, симпатяга. Вот были б вы пастернаком… Что-то я к пастернаку вожделею последние несколько дней.

– Где это – Пуэрто-Рико? – спросил Артур.

– В Венесуэле, – ответил сэр Кэй. – Северная часть.

– Ну так вот, оно вступило в войну на нашей стороне, – сказал Артур. – Это приятно. Умер сэр Ричард Губрас. Таинственно убит.

– Это из „Таймс“?

– „Кроникл“. У сэра Ричарда между зубов застряли икринки. Не самого лучшего сорта икры. Исландской..

– Поразительно, чего только не узнаешь о людях, – сказал сэр Кэй. – Помню, с деньгами он обращался очень вольно. Ни за что не подумаешь, что он опустится ниже белужьей.

– Фашисты захватили Париж. Гитлер посетил гробницу Наполеона.

– Этой парочке есть что сказать друг другу.

– Нет-нет-нет. Один по сравнению с другим – подонок.

– Воистину, но тотализирующий принцип. Свойственен обоим. Того сорта, что не может остановиться на разумном пороге.

– А я скорблю о Муссолини. На каждом шагу компромиссы. Расслабился, надеясь подобрать крошки. Позволил втянуть себя в войну. На безопасном расстоянии его могла бы удержать дипломатия – его собственная или наша. Не сработала ни одна.

– Еще какие-нибудь примечательные кончины?

– Сэр Кэбан Кент, галерейщик. Семьдесят семь.

– Сколько ему досталось?

– Раз, два, три колонки. Начало – на первой полосе, но под сгибом, конечно.

– Газеты, – сказал сэр Кэй, – вот наши „Инвалиды“.

– Девяносто четыре дюйма, – сказал Артур, убирая в карман складную линейку. – И снимок его виллы под Флоренцией на две колонки.

– Недурно.

– А скажите-ка мне, – спросил Артур, – почему это я живу так долго?

– Милость Божья, магия Мерлина, проворство в бою, крепкие красные и белые кровяные тельца, великолепное сердце… Что еще тут сказать?

– Вам не кажется, что все это несколько… затянулось? Моя жизнь то есть?

– Она превысила на несколько столетий обычный срок жизни, это правда. Но во все исторические периоды у нас имелись личности исключительные. Вспомните Мафусаила.

– Фу! Мне всегда казалось, что именно этот парень серьезно засиделся в гостях.

– Отнюдь, – сказал сэр Кэй. – В его собственной культуре, я полагаю, его ценят весьма высоко. Разумеется, его культура – не наша. У нас культура в нынешнее время более молодежная. Главное – молодость. Вот, к примеру, взять сэра Роже. Симпатичный человек, так и пышет молодостью и живостью. Вот сегодня beau ideal[7]. Возраст не так ценен per se[8].

– Ночью мне приснилось, что я в постели с юной женщиной, – сказал Артур. – Увидел ее на улице, она бросила на меня взгляд, за ним – еще один. Второй взгляд. А потом мы вместе оказались в постели. Затем она встала и ушла, потому что я женат. В этом она была щепетильна, причем – должным образом. Я проснулся с мыслью об этом ее втором взгляде. Я был за него благодарен.

– Вы король, – сказал сэр Кэй. – Все взоры обращены к вам.

– У меня было чувство, что она об этом не знала. Именно я сам неким образом ее привлек.

– Какое прекрасное ощущение, – сказал сэр Кэй. – Насладитесь им.

– А потом был мне еще один сон, и в нем я оказался в постели с медведем. Здоровенным мохнатым медведем, мужеского полу. Гораздо менее удовлетворительно.

– Похоже, вы нынче много грезите.

– В самом деле, не так ли? Медведь тоже был королем. Говорил на латыни и дурно пахнул.

– И что он сказал?

– Я в латыни не очень силен, но мне помстилось , он сказал нечто вроде „когда медведи на бульварах, государство шатается“.

– А по-латыни это как?

– Понятия не имею. На бульварах у нас действительно медведи, как считаете?

– Пока не сообщалось. Но сны – всегда пророчество.

– А вы сами, сэр Кэй? Вы о чем видите сны?

– Ну, нам тут сейчас сократили паек, как вы знаете. Лично мне снится сыр. Подрумяненный на гренке главным образом.

– Это король!

– Почему ж одинок он на этой буроватой угрюмой равнине, где раздражает любая перспектива?

– Сдается мне, он погружен в раздумья!

– Он хмурится великой хмурой!

– И лик его осунулся от муки!

– На нем простая белая батистовая рубашка и черные штаны!

– Его благородные локоны, уже поседевшие, ниспадают ему на плечи объемным манером!

– Десницей лупит он себя по лбу!

– Он вспоминает!

– Что он вспоминает?

– Свои грехи!

– Где великая жизнь, и грехи велики!

– И каков, по-вашему, величайший?

– Я бы сказал, покушение на убийство Мордреда, когда тот был во младенчестве!

– Да, это довольно близко к неприемлемому!

– А теперь он что-то собирает воедино!

– И что же это может быть?

– Похоже на удочку!

– Но здесь же нет никакой рыбы!

– Да и воды здесь тоже нет!

– Но все равно садится он – король садится!

– Он удит рыбу!

– Он удит рыбу из всех сил!

– Говорят, это признак старческого слабоумия – удить рыбу в таких условиях!

– По мне, так в этом никакого смысла!

– Явный симптом ослабшего восприятия реальности, говорят!

– Но я отчасти верю в его ловитву! Похоже, у него что-то на крючке!

– Он тянет уду на себя! Из недр земли он что-то тянет!

– Боже милостивый, да это рыба!

– Не просто рыба, а рыба хорошая, крупная, пухлая рыба, спелая и прыгучая!

– Поистине мы зрим тут подлинное чудо!

– Превосходящее эпитеты „великое“ и „изумительное“!

– Это кладет конец всем досужим сплетням о неадекватности короля!

– Он искусен, как всегда!

– И это чудо редчайшего порядка!

– Давайте ж поспешим по городам и весям и разнесем весть о сем деянье всем мужчинам и женщинам в них!