Книга Дети любви - Сандра Мэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Морин приоткрыла один глаз и с подозрением посмотрела на свежего и бодрого Дика, который сидел, скрестив ноги, на кровати и смотрел на нее.
Она перевернулась на живот и натянула простыню на голову.
– Даже не понимаю, о чем ты там бормочешь.
– Ты зажала свой секрет, вместо этого затащив меня в койку!
– Кто кого, интересно? Идея насчет вопросов и ответов была твоя, тащил в койку тоже ты.
– Но ты не сопротивлялась!
– Я не виновата. Ты меня околдовал.
Дик ухмыльнулся и дурным голосом затянул первый куплет «Черной магии». Вскоре Морин рыдала от смеха, а про себя думала, что отдала бы полжизни за возможность оставшиеся дни просыпаться под звуки этого бодрого, жизнерадостного и абсолютно немузыкального пения.
Дик сдернул с нее покрывало и стал целовать, а потом повалился рядом и сказал тихо и нежно:
– Все-таки сбылось мое желание.
– Какое?
– Увидеть тебя утром, сонную и довольную у себя на груди.
– Тебя легко сделать счастливым.
– Не так легко, как ты думаешь.
С этими словами он вдруг сгреб ее в охапку и перекатился на спину. Морин взвизгнула, засмеялась, поежилась от сладострастной дрожи, вызванной прикосновением его тела, его возбужденной плоти… Она уже готова была принять его в себя, но Дик зарычал в притворном гневе:
– Рассказывай свой секрет, или я тебя отсюда вообще не выпущу, будешь моей секс-рабыней! Я начинаю!
Она с трудом подавила острое возбуждение, чувствуя, как он медленно овладевает ею…
– Это очень соблазнительно… О боже… Но я слишком дорожу своей работой, не хочу расстраивать босса, и… Рози будет волноваться, так что, пожалуй, расскажу.
На самом деле возбуждение вдруг угасло, Морин словно замерзла, предчувствуя неминуемое. Сейчас он узнает, что она вовсе не та яркая и эффектная блондинка, которая смогла влюбить в себя самого Чико Пирелли… Правда все ближе, правда означает – конец всему.
Дик вкрадчиво положил руки на ее тугие ягодицы и прижал к себе чуть теснее.
– Давай дальше.
– Я являюсь… в смысле, я была…
В его глазах загорелась… Хотелось верить, что это ревность, хотя, возможно, это было подозрение.
– Была?
– В течение…
– Так, хорошо. Почти все уже понятно. Что же случилось дальше?
– Он…
– А-ха! «Он»!!! Давай уж сразу разберемся: ты его любила?
– Нет! Я… я даже не знала, что такое любовь.
Он расслабился, это сразу чувствовалось. А потом вдруг прошептал:
– Отлично, Морин. Тогда прямо сейчас я тебе покажу, как она выглядит.
У нее не было времени удивиться или остановить его. Да и желания тоже. Морин закрыла глаза – и утонула в его любви.
Они отдыхали, лежа в объятиях друг друга. Лохматая голова Дика Манкузо покоилась на нежной груди преподавательницы словесности, истерзанной его поцелуями. Она вздрогнула сквозь сон, когда спустя некоторое время его поцелуи вновь разбудили ее, но на этот раз любовь была совсем иной – нежной, осторожной, внимательной и неторопливой…
Он брал ее снова и снова, словно не мог насытиться, но она не уставала от близости и не молила о пощаде. С каждой секундой она становилась все сильнее и прекраснее, каждое объятие дарило ей новые ощущения, и теперь Морин очень хорошо и очень точно знала, ЧТО именно имели в виду Байрон, Шелли, Шекспир… Роза, распускающаяся на заре, бабочка, выходящая из кокона, вода, превращающаяся в легкое облако, – всеми ими была сейчас Морин Рейли, и потому даже в прекраснейших стихах не было нужды.
Она брала и дарила, отдавалась и забирала назад, растворялась в горячем теле мужчины и принимала его в себя, уже не обнимала его, но была им… А Дик Манкузо, вечный насмешник, герой-любовник, знавший не одну женщину, умирал от нового, совсем неведомого чувства. Оно было огромным и жарким, словно в груди зажгли костер, и Дик изнывал от этого жара, но ни за что на свете не согласился бы его потушить. И склоняясь к уху Морин, он растерянно и нежно шептал:
– Я не причиню тебе боли. Только нежность. Ты узнаешь, что удовольствие бывает огромным, как небо.
– Дик…
И снова распахивался прямо в небо потолок, и не было еще ничего на свете, ни времени, ни места, ни звезд, ни солнца…
Только чистое, незамутненное мыслями и сомнениями наслаждение, цунами страсти, тайфун любви, которым было, в сущности, наплевать, какое тысячелетие на дворе.
Рози Каллаган сама не знала, почему вскочила в такую рань. В бар ей сегодня во вторую смену, Мэгги вряд ли вернется раньше, скажем, девяти… Одним словом, ни единой причины вставать, идти на кухню и смотреть шестичасовые новости у нее не было. Но вот поди ж ты!
Телевизор бубнил что-то о предвыборной борьбе кандидатов на пост мэра. Рози сделала ящику неприличный жест и пошла к плите наливать себе кофе. Боковым зрением рассмотрела что-то, смутно встревожившее ее.
В следующий момент она уронила кофейник и прильнула к экрану, шепотом ругаясь по-гэльски словами, которым, слава богу, нет перевода на английский язык…
В это время телевизор в углу кухни высветил очередное фото Мэгги Стар – совсем юная, загорелая, с копной золотисто-медовых волос, в компании сверстников… Она улыбалась в камеру так, что у Рози заболело сердце. Вот еще одно фото, уже рядом с Чико. Она совсем другая…
Потом замелькали другие фотографии: вот она выходит из дверей колледжа, в строгом деловом костюме, с портфелем в руке. А вот она – эффектная блондинка с длинными волосами, загорелая, фигуристая, едва прикрытая двумя лоскутками блестящей ткани…
Рози покачала головой. Что-то здесь было не так. Картинка не складывалась. Та Мэгги, соблазнительная, почти голая, броская и яркая Мэгги, не могла впасть в такое безудержное отчаяние и сбежать в неизвестном направлении… Тревога за девочку отозвалась болью в груди, Рози прерывисто вздохнула.
– Надеюсь, вы спали хорошо и СМОГЛИ ВЫСПАТЬСЯ.
Миссис Дьюли сказала это с такой интонацией, что Дик немедленно усомнился в существовании затычек для ушей.
Завтрак был уже на столе, и Морин с хозяйкой тут же начали болтать об антикварной мебели, а Дик за это время успел слопать по две порции сосисок и яичницы с беконом. Потом старушка попросила Морин:
– Милая, вы не позовете мистера Дьюли? Он, должно быть, смотрит новости.
– Да, конечно.
Морин встала и отправилась в соседнюю комнату. Когда она открыла дверь, до Дика донеслись голоса дикторов утренних новостей. Потом Морин крикнула:
– Его тут нет!
Дик мгновенно напрягся. Что-то было не так.
