Книга Визит сэра Николаса - Виктория Александер

— Я знаю. — Джонатон усмехнулся и поднял повыше стаканчик приветственным жестом. — Я мастер уходить от вопросов. Полагаю, это врожденное свойство, которое я мало-помалу превратил в тонкое искусство.

Ник хотел удержаться от улыбки, но не смог. Черт побери, Джонатон тоже почти не изменился за прошедшие годы.

— Каким бы впечатляющим ни было это твое искусство, я все-таки желаю знать, почему в твоем письме содержится завуалированный, но тем не менее безошибочно угадываемый намек на то, что с финансами леди Лэнгли не все в порядке.

— Я считал, что для тебя настало время приехать домой на более долгий срок, нежели несколько дней обычного делового визита, — напрямик ответил Джонатон.

Настал черед Николаса высоко поднять брови от удивления:

— И ты взял это на себя, уверенный, что я откликнусь на твой зов?

— Кто-то же должен был это сделать. Почему не я?

— А что, если я не готов был вернуться?

— А что, если ты был просто слишком упрям, чтобы вернуться? — возразил Джонатон с самой обаятельной из своих улыбок.

— Упрям? — с деланным возмущением выдохнул Ник. — Я?

— Ты всегда был упрямым и отлично это знаешь. В противном случае ты бы мог вернуться домой и остаться здесь четыре года назад, когда тебя возвели в рыцарское достоинство. По моим наблюдениям примерно тогда у тебя денег стало больше, чем у Креза, и твои успехи сделались общеизвестными. В это время, дружище, ты добился всего, о чем мечтал.

— Ты, кажется, весьма осведомлен о моих делах, — сказал Ник, сам не понимая, то ли это ему обидно, то ли лестно.

— Твой дядя принял на себя обязанность доводить до нас сведения о твоих успехах. К тому же очень трудно, если не сказать больше, утаить от общества такое событие, как присвоение титула, даже если ты не задержался в Лондоне на такой срок, в течение которого твои друзья успели бы тебя поздравить. Помнится, я поздравил тебя в письме, но я предпочел бы сделать это лично. Прими мои поздравления сейчас.

— Благодарю, — невнятно буркнул Николас, стараясь прогнать чувство вины за свое уклонение от встреч с друзьями в дни своего тогдашнего приезда.

— Помимо того, я, делая собственные инвестиции, не мог не заметить твоих успехов. Знай, что я последовал твоим путем и приобрел акции в тех же предприятиях, что и ты, в том числе акции твоей пароходной линии.

— Ты это всерьез? Но ведь я неизбежно должен был заметить, что ты входишь в число моих инвесторов. Увидел бы твое имя в списке держателей акций.

— Нет, если бы я назвался другим именем. — Джонатон встал и протянул Николасу руку со словами: — Позвольте представиться: мистер Дж. И. Шелтон.

— Ты — Шелтон?!

— К вашим услугам.

— Ты настоящий дьявол, Джонатон. Ник встал и пожал руку друга.

Количество акций в компании Николаса, которыми владел Дж. И. Шелтон, было значительно, и Николас долго пытался узнать, что это за человек, но покупка акций производилась через брокеров и поверенных, усилия раскрыть тайну оказались бесплодными, и он бросил это дело. Компанией как предприятием инвестор не интересовался — поступали бы дивиденды ему лично.

— Почему же ты не сообщил мне? Почему держал в секрете свое подлинное имя?

— Ты мог бы отказаться от моих вложений, потому что был помешан на том, что сам создашь себе состояние. И ты этого добился, состояние твое поистине примечательное. — Джонатон хохотнул. — А я тебе очень признателен.

— Рад, что сумел помочь. А теперь ответь, чего ради ты заманил меня домой?

— Я бы не сказал, что я тебя заманивал. Окажи мне хотя бы минимум доверия. Все, что я сделал, это напомнил об ответственности, налагаемой на тебя завещанием Чарлза. Я был очень осторожен и старался не заходить слишком далеко. Ты вложил в мои слова желаемый тебе смысл, а ты хотел одного — вернуться домой. Я просто дал тебе повод. — Джонатон пожал плечами с удовлетворенным видом. — Только и всего, не более и не менее.

Николас подумал, глядя в эти минуты на Джонатона, что тот, как и его сестра, умен и предприимчив гораздо в большей степени, чем можно было судить по его поведению и внешнему виду. Это давало ему возможность брать верх в критических ситуациях и делало его потенциально сильным врагом. А также бесценным другом.

—Думаю, что и я должен тебя поблагодарить, — сказал он. — Что касается финансов леди Лэнгли и ее детей… — Ник кивнул на стопку бумаг на столе, — то я еще до приезда сюда решил: если не столкнусь с какими-либо непредвиденными осложнениями, оставить за тобой управление этим состоянием. Даже теперь, когда я знаю, что твоя сестра справляется с этими делами блестяще, как ты изволил выразиться, я не вижу смысла менять положение вещей.

— Отлично. — Джонатон вздохнул с облегчением. — В особенности потому, что вплоть до сегодняшнего дня я не говорил ей о пункте в завещании Чарлза, касающемся ее финансов.

Ник испустил протяжный свист.

— Трудно представить, что она приняла это спокойно.

— Не то слово. — Джонатон поморщился. — Она пришла в ярость, и я не могу осуждать ее за это. Другое дело, если бы она была блаженной дурочкой, как мог бы судить недалекий человек по ее хорошенькому личику. Особенно мужчина, который на ней женился. Ты согласен?

— Вполне.

Насколько Ник знал Элизабет Эффингтон, тот факт, что муж не предоставил ей право самой позаботиться о своей судьбе, был для нее совершенно неприемлем. Элизабет, которую он знал, вовсе не была той легкомысленной девушкой, какой казалась многим. В тех редких случаях, когда он позволял себе думать о ней, Ник задавался вопросом: не его ли собственный замкнутый, серьезный характер позволил ему по достоинству оценить подлинные свойства ее натуры? И каким образом ее муж не понял того, что смог понять он, Ник?

— Она будет рада узнать, что ты не намерен вступать в права, определяемые завещанием.

— Это самое меньшее, что я могу сделать, не придавай особого значения таким мелочам.

— Ты шутишь, сэр Николас? С годами ты, надо признать, здорово переменился.

— Ладно, Джонатон, я и в самом деле пошутил. — Ник поморщился при воспоминании о своей неуклюжести и излишней серьезности в молодые годы. — С кем не случается.

— Ты, как бы это выразиться, стал мягче. Как отличное вино или хороший сыр.

— Или отменное бренди, — усмехнулся Ник, поднимая повыше стаканчик с этим напитком.

Он и в самом деле сильно изменился по сравнению с прошлым. Жизнь уже не казалась ему столь мрачной, серьезной и требовательной, как прежде. Он во многом стал иным, чем тот юнец, который уехал отсюда десять лет назад. И где-то в глубине сознания пряталась беспокойная мысль: изменилась ли в той же мере Элизабет?

Джонатон вдруг посерьезнел: