Книга Выстрел - Аллен Апворд

Итак, загадочное дело об убийстве господина Гонсолена с первого дня не продвинулось ни на шаг: главным подозреваемым по-прежнему оставался Луар, его сообщник так и не отыскался, Мадлен хранила молчание.

Судебный следователь Дампьер, которому поручили дело, очень усердно производил дознание. Для него это была хорошая возможность отличиться, а такие случаи в провинции, как известно, редкость. Дампьер занял место следователя не по протекции, а добился собственным трудом. Он был беден, его родные, не имевшие связей ни в политике, ни в магистратуре, не могли помочь ему с повышением, так что это преступление, как бы странно это ни звучало, стало для него истинной удачей. Ему было даже приятно столкнуться с непреодолимыми на первый взгляд затруднениями. Он нисколько не сомневался в том, что рано или поздно распутает эту интригу, и надеялся, что силой своего ума преодолеет все препятствия.

XV

Нетрудно догадаться, что убийство Гонсолена наделало в Сен-Клоде немало шума. Каждый по-своему пытался объяснить тайну, покрывавшую это преступление. Люди, бывавшие у докторов Маньяба и Франсуа Горме, у судебного следователя Дампьера или у прокурора Фульгуза, донимали их бесконечными расспросами и пытались узнать, на чем остановилось следствие.

Читатели наверняка еще помнят, как в начале этой драмы они незримо присутствовали при объяснении генерала Горме с Дампьером. Тогда, на вечере у префекта, генерал счел нужным сообщить молодому человеку, влюбленному в его дочь, об отношении к нему Сюзанны. Кроме того, господин Горме пригласил следователя на обед, чтобы тот мог объясниться с девушкой.

Убийство Гонсолена, помешательство Мадлен, поиски сообщника, державшего в своих руках ключ к разгадке интриги, и прочие трудности этого запутанного дела не могли заставить Дампьера позабыть о приглашении генерала Горме и о своих чувствах к Сюзанне.

В городе знали, что на этот обед приглашено много гостей. В надежде на то, что у доктора Горме и Дампьера можно будет выяснить что-то новое, любопытные горожане прилагали все силы, чтобы получить приглашение к генералу.

Из вежливости господин Горме пригласил и доктора Маньяба, но старый ученый нелегко забывал обиды. Когда дело касалось правосудия или науки, он не был врагом Франсуа (поэтому он и не отказался поработать вместе с молодым человеком), но в частной жизни его подсознательная ненависть обычно брала верх, и он не принял приглашение.

Ожидания гостей, жаждавших узнать новые подробности расследования, жестоко обманулись. Судебный следователь был неприступен и сделал только одно заявление о том, что дело Томаса Луара не будет разбираться в следующем месяце, а, несомненно, будет отложено до второй сессии. Все предвидели подобный оборот и ничуть не удивились этой новости.

— Госпожа Гонсолен помешалась. Вылечим мы ее или нет, я не знаю. Спросите об этом Маньяба, он опытнее меня. Возможно, у него есть на этот счет особое мнение, которым он не захотел со мной поделиться, — сообщил публике Франсуа.

После обеда перешли в гостиную. Генерал, беседовавший со своим сыном, вдруг прервался.

— Я должен исполнить одно обещание, — сказал он.

— Какое? — удивился Франсуа.

— Я обещал Дампьеру устроить разговор с твоей сестрой. Он влюблен в нее…

— Но разве Сюзанна готова ответить ему взаимностью? — не своим голосом произнес молодой человек.

— Не думаю…

Не заметив внезапного волнения юноши, генерал оставил Франсуа. Господин Горме не смог сразу же подойти к Сюзанне, потому что в ту минуту девушка была занята беседой со своими знакомыми. Франсуа, взглядом следивший за отцом, заметил это и быстрым шагом направился к сестре.

— Сюзанна, — обратился он к девушке, которая уже стояла одна, — мне надо поговорить с тобой.

— В чем дело? — забеспокоилась она, почувствовав тревогу брата. — Ты как будто чем-то озабочен.

Было заметно, что юноша колебался, но это длилось недолго.

— У меня есть к тебе очень важная просьба.

— Что случилось? Ты пугаешь меня!

— Напрасно ты пугаешься, — возразил он, стараясь выдавить улыбку. — Это всего лишь мой каприз. Просто сейчас тебя позовет отец и…

— Отец?

— Да, и скажет тебе, милая Сюзанна, что Дампьер любит тебя. Отец попросит тебя поговорить с судебным следователем наедине.

— Но этот разговор ни к чему не приведет.

— Потому что ты не любишь Дампьера, так ведь?

— Да, я не люблю его. И отцу, от которого я ничего не скрываю, это должно быть известно.

— Он это знает, но хочет, чтобы ты сама объяснилась с Дампьером и лишила его надежды.

— Я так и сделаю.

Франсуа снова замялся, но потом очень тихо произнес:

— Нет, не нужно… Об этом-то я и хотел тебя попросить… Это и есть мой каприз.

Сюзанна пристально посмотрела на брата, пытаясь проникнуть в его мысли и понять смысл необычной просьбы. Выдержав этот взгляд, Франсуа проговорил:

— Так надо.

— А если я не соглашусь?

— Ты не можешь поступить так жестоко, ведь я прошу тебя.

— У тебя должна быть на это веская причина.

— И она есть.

— В таком случае я имею право ее знать.

— Конечно, имеешь, но не теперь… Дай мне немного времени на раздумья…

— Разве ты не доверяешь мне?

— Не настаивай, Сюзанна, — продолжал увещевать молодой человек, обеспокоенный нерешительностью сестры. — Просто сделай так, как я прошу…

— Но что, если я люблю другого?

— Кого же?

— Разве я не могу кого-нибудь полюбить?

— Это было бы большим несчастьем.

— Нет, если отец одобрит мой выбор…

— Это обернется большим несчастьем, повторяю тебе, — резко перебил девушку Франсуа, — потому что тебе, к сожалению, придется забыть этого человека…

— Я не понимаю тебя.

— Я не могу сейчас объяснить тебе всего. Дампьер скоро придет. Он человек честный и не скажет тебе ничего такого, чего не стоило бы слушать. Он любит тебя, так дай же ему надежду.

— Исполнить твою просьбу значит совершить чудовищную жестокость. Извини, Франсуа, но я не могу этого сделать.

— Послушай, — не унимался юноша, — вон идет отец, и я вынужден тебя оставить. Но помни: никому ни слова о нашем разговоре!

— Это я тебе обещаю.

— Когда ты останешься с судебным следователем наедине, подумай о том, что я тебе сказал. Подумай о том, что, вытягивая из меня объяснение, ты вынуждаешь меня посеять страх в твоей душе. Дело касается чести нашего отца и твоей чести, милая Сюзанна… Речь идет и о моей жизни, — прибавил он тихо, когда генерал был уже совсем близко.