Книга Прошлое не продается - Алексей Макеев

Отхлебнув содержимое рюмки, Гуров про себя отметил, что этот напиток явно не из рядового винно-водочного «шопа» на соседнем углу.

– Хорош коньячок. – Одобрительно кивнув, он взял с блюдца дольку лимона. – Так, говорите, по вечерам у вас тут весело?

– Слушай, давай на «ты». – Опрокинув свой фужер, хозяйка квартиры тоже потянулась за лимоном. – Меня Валентиной зовут. А тебя?

– Лев Иванович.

– Значит, Лева. Ты в каком звании-то? Майор? – хитро усмехнувшись, неожиданно спросила она.

– Полковник, – внутренне дивясь ее интуиции, ответил Гуров. – А что, чувствуется, что не гражданский?

– Конечно. – Валентина пожала плечами. – Как говорится, глаз-алмаз. Я в «глазок» всего раз глянула, когда ты в ту дверь звонил, сразу поняла – мужик из органов, и не из сволочей. Правильный то есть. Будь здесь какая-нибудь зараза, я бы и при генеральских погонах хрен бы отперла. А что касается соседа, то это козел высшей марки. Ты отчего, думаешь, я такая заспанная? А-а… С одиннадцати как врубит музон, так до трех ночи и гоняет. А еще у него там компания галдит, человек с десяток бывает. Со своими деловыми соплячек себе привезут и кутят с ними, и галдят, и визжат…

– Ну а почему к участковому не обращались?

– Не будь наивным, Лева! – Валентина рассмеялась. – У него и в вашей конторе все схвачено. Один дедок, душа простая, живет этажом ниже нас, пошел пожаловался. К нему тут же два ломовика заявилась, дед с перепугу чуть богу душу не отдал… Чем сосед занимается, никто не знает. Коммерция не коммерция… Хрен поймешь. Что-то без конца приносят, что-то, глядишь, уносят. Все запаковано. А что под упаковкой – как узнать? Давай еще по одной? Может, что вспомню…

Не спеша, но и не смакуя, выпив следующую порцию коньяка, Гуров почувствовал, как по его телу загуляло обжигающее тепло и появилось чувство легкого, приятного головокружения. Он посмотрел на Валентину и, наткнувшись на ее откровенно вызывающий взгляд, внутренне несколько напрягся. Этот неожиданный фуршет начинал приобретать непредсказуемый оборот.

– Лева, ты что, меня испугался? – расхохоталась Валентина, закуривая сигарету и протягивая пачку Гурову. – Не бойся, приставать не буду. По глазам вижу, что ты из этих чудиков, которые хранят верность своим бабам. Дай бог, чтобы и твоя тебе была так же верна. Это хуже нет, когда мужик себя держит в ежовых рукавицах, а его подруга жизни слаба на передок. Или наоборот. Я по жизни не гулена. По мне, так: если есть мужик – все, других не замечаю. Если бы и мой охламон думал точно так же!

– Ты замужем?

– Замужем… – Валентина горько усмехнулась. – Если это можно так назвать. Ну да, на паперти не побираюсь – бабки есть и на икру, и на барахло… Но жизнь-то разве в том заключается, чтобы только брюхо набить да навертеть на него дорогих тряпок? Вот ты видишь, что в доме ни ребенка, ни котенка, ни собачонка?! Мой суперзанятый бизнесмен не хочет, чтобы в его позолоченной конуре было хоть что-то живое. Мы уже лет восемь живем. Знакомые нам завидуют: ах, какая пара! Ах, как у них все хорошо устроено – ни скандалов, ни разводов… Ну да, все так и есть. Ни того, ни другого, ни третьего. В смысле радости жизни. Мне уже тридцать четыре, скоро я даже родить не смогу. А он не соглашается. Да, похоже, уже и сам не имеет возможности ребенка сотворить.

– Ушла бы к другому, – заметил Гуров, отхлебывая из чашечки уже остывший кофе.

– К кому другому? Кому я сейчас нужна? – досадливо отмахнулась Валентина. – Когда-то, дура, упустила свое счастье… За мной мент один ухаживал, потеха. Он в ментовку из армии перешел, когда их часть расформировали. Парень здоровый, симпатичный, но был у него один большой недостаток: правильный уж очень оказался. Совестливый. За что его всего через год выжили с работы. Как он уговаривал меня уехать с ним в Горький! Нет, отказалась, пошла за этот мешок с деньгами, теперь вот локти кусаю.

Гуров терпеливо слушал Валентину, хотя время ощутимо поджимало. Но он, с одной стороны, надеялся, что, излив душу, та вспомнит что-нибудь интересное о соседе из сто семнадцатой. А с другой, ему чисто по-человечески вдруг стало жаль эту, в общем-то, неплохую, но глубоко несчастную женщину.

– В позапрошлом году ездила к матери в деревню, под Смоленск. Да, я оттуда. – Валентина снова наполнила коньяком рюмки, улыбнувшись с каким-то веселым ухарством. – Эх, там оттянулась! У матери в соседях семья поселилась, русские переселенцы из Средней Азии. Муж, жена и дочка. Когда приехала, он один жил. Жену ему бог дал – из стерв стерву. Пилила его день и ночь. Это мне бабы местные рассказали. Пусть он и зарабатывал мало – много ли сейчас в деревне получают? – но ведь все-все делал по дому. Даже коров по утрам доил. Сама нигде не работала, ничего не делала, а только его грызла. Потом однажды собрала чемодан, забрала дочку и уехала к своей мамаше. А я приглядывалась – мужик-то он ничего. И ростом, и статью – вот на тебя очень похож. Но ходит как в воду опущенный, того гляди в петлю полезет. Может, и полез бы, да тут я сама ему навязалась. Вечером к нему в дом захожу, он сидит за столом один, перед ним – бутылка и стакан. И больше ни-че-го. Я ему «здрасте», а он меня и не видит, и не слышит, хотя и бутылка еще до краев. Сразу поняла – мужику край приходит, до утра не доживет. Дверь запираю, свет тушу, его, ты уж извини за подробности, тащу в постель и остаюсь с ним до утра. И с того дня мы с ним каждый вечер, каждый… Вся деревня знала. Но кто бы хоть раз хихикнул! Понимали люди, что встретились два горемычных одиночества. Но я в то время счастлива была по-настоящему. Даже думала, черт с ней, с Москвой, с этим денежным мешком. Останусь в деревне, сойдусь с Володькой, его дочку заберем, своих нарожаю ему, сколько захочет… И тут однажды утром слышу – в соседнем дворе хай, вой, галдеж… Вышла, а это Володькина благоверная прикатила. Визжит, что, дескать, и дом, и скотину запустил… А во дворе-то – ни соринки. Хотела я к ним зайти, дать ей перцу и выставить ко всем чертям. Гляжу, а Володька на крыльце стоит, молчит и девочку лет десяти к себе прижимает. И она его за шею обняла – не оторвать. Вернулась я, собрала манатки и в тот же день уехала. Ой, давай выпьем, а то сейчас разревусь!

Внутренне себя порицая, Гуров тем не менее решительно поднял рюмку и залпом, как водку, выпил коньяк до дна.

– Ладно, – грустно усмехнулась Валентина, – поплакалась тебе в жилетку, и хватит. Ну, что тебе про моего драгоценного соседушку сказать? Ходили слухи, что мужичок и его компания «катают колеса». Говорили, что у него был срок за спекуляцию драгоценностями. Ну… похоже, и все.

– Год назад в вашем подъезде была драка. На одного из курьеров, что приехал к Антошину, напали грабители. Что-нибудь об этом слышали?

– Был такой разговор, – кивнула Валентина. – Тех, кто напал, вроде трое было. Но их не посадили. Да, точно! Говорят, отмазались в момент.

Когда Гуров был на пороге, Валентина вдруг удержала его за руку.

– Постой. – Взгляд Валентины был трезвым и очень серьезным. – Мужик ты вроде толковый, хочу посоветоваться. Брошу я, наверное, своего мужика, поеду опять к матери. Отобью у той мымры Володьку, отсудим у нее девочку. А ее подсуну-ка своему клоуну. Вот семейка получится – кобра и шут гороховый! Как считаешь, хоть капля здравого смысла в этом есть?