Книга Парижские тайны - Эжен Сю

Созерцательное настроение Родольфа было нарушено непредвиденным случаем.

Глава IX.НЕОЖИДАННОСТЬ

Мы уже говорили, что Певунья села на ствол дерева, лежащий у края глубокого рва. Какой-то мужчина неожиданно вылез из этой рытвины и, сбросив с себя охапку сена, под которой он прятался, разразился оглушительным хохотом.

Певунья вскрикнула от ужаса и обернулась.

Это был Поножовщик.

— Не бойся, дочка, — сказал Поножовщик при виде испуга девушки, которая прижалась к своему спутнику. — Послушайте, господин Родольф, вот удивительная встреча, а? Вы не ждали ничего такого? Я тоже... — Затем он прибавил уже серьезным тоном: — Вот что, хозяин... видите ли, можно говорить что угодно... но что-то есть там, в небе... наверху... над нашими головами... Всемогутный — хитрец! На мой взгляд, он говорит каждому человеку: «Ступай туда, куда я тебя направляю...» — вот он и направил сюда вас обоих, что чертовски странно!

— Что ты тут делаешь? — спросил крайне удивленный Родольф.

— Я тут на посту ради вас, хозяин... Но, дьявольщина! Какая удача, что вы пришли в окрестности моего загородного дома... Право, тут что-то есть... положительно что-то есть...

— Еще раз спрашиваю, что ты тут делаешь?

— Немного погодя вы все узнаете. Дайте срок, мне надо влезть на вашу конную обсерваторию.

Поножовщик бросился бегом к извозчику, стоявшему неподалеку, окинул своим зорким взглядом долину и поспешно вернулся обратно.

— Да объяснишь ли ты мне наконец, что все это значит?

— Терпение, терпение, хозяин... еще один вопрос... Который час?

— Половина первого, — ответил Родольф, взглянув на часы.

— Ладно... у нас еще есть время... Сычиха придет сюда лишь через полчаса.

— Сычиха! — воскликнули разом Родольф и молодая девушка.

— Да... Сычиха. В двух словах, хозяин, вот какая вышла история: вчера, когда вы выбежали из кабака, туда пришли...

— Высокий мужчина и женщина, переодетая мужчиной, которые справлялись обо мне. Знаю. Дальше.

— Затем они выставили мне бутылку вина и хотели заставить меня болтать о вас... Я ничего не мог им сказать... уж по одному тому, что вы не сообщили мне ничего, разве только, как можно осчастливить человека, отколошматив его... Из ваших секретов я знал лишь тот, что имел касательство к последним кулачным ударам. Да и если бы я знал что-нибудь, ничего бы не изменилось..." потому что я ваш друг до гроба... метр Родольф... Пусть меня изжарят в аду, если я знаю, почему это так, но я чувствую к вам как бы привязанность бульдога к своему хозяину... Но тут уж ничего не поделаешь... Эта привязанность сильнее меня, и я решил не думать о ней... Теперь это ваша забота... Поступайте со мной как знаете...

— Благодарю тебя, приятель, но продолжай...

— Высокий господин и маленькая дама, переодетая мужчиной, поняли, что ничего из меня не вытянут; они ушли от Людоедки, я тоже ушел... они повернули в сторону Дворца правосудия, я — в сторону собора Парижской богоматери. Дойдя до конца улицы, замечаю, что дождь припустил вовсю, настоящий потоп. Вижу поблизости полуразрушенный дом и говорю себе: «Если ливень продлится, я не хуже проведу здесь ночь, чем в моей конуре». Соскальзываю в какой-то подвал, где не каплет, устраиваю себе постель на старой балке, подушкой мне служит строительный мусор, словом, располагаюсь со всеми удобствами, как король...

— Дальше, дальше!..

— Мы пили с вами вместе, метр Родольф, да я еще выпил с высоким господином и с маленькой женщиной, переодетой мужчиной... это к слову, чтобы вы знали, что голова у меня была тяжелая... да и, кроме того, ничто так не усыпляет, как шум дождя. Итак, я преспокойно заснул. Словно бы недолго я задавал храпака, как вдруг какой-то шум разбудил меня; это был голос Грамотея, который, можно сказать, дружески беседовал с кем-то. Прислушиваюсь... Дьявольщина!.. Кого же я узнаю? Высокого господина, того, что был в кабаке с маленькой женщиной.

— Они беседовали с Грамотеем и Сычихой? — спросил Родольф с крайним изумлением.

— Да... Они договаривались встретиться на следующий день.

— Значит, сегодня! — воскликнул Родольф. — В час дня.

— Через несколько минут!

— У развилки шоссе на Сен-Дени и дороги Восстания.

— Здесь?!

— Правильно, господин Родольф, здесь!

— С Грамотеем?!. Будьте осторожны, господин Родольф! — воскликнула Певунья.

— Успокойся, дочка, он не придет, явится сюда одна Сычиха.

— Как мог этот человек войти в сношение с такими двумя негодяями? — сказал Родольф.

— Честное слово, понятия не имею. Вероятно, я проснулся лишь в конце разговора — мужчина просил вернуть бумажник, который Сычиха обещала принести ему сюда... за вознаграждение в пятьсот франков. Надо думать, что сначала Грамотей обокрал их... и что лишь после этого они стали разговаривать по душам.

— Как это странно...

— Боже мой, все это пугает меня из-за вас, господин Родольф, — пролепетала Лилия-Мария.

— Господин Родольф не ребенок, дочка; но ты верно сказала: Грамотей вполне может подложить ему свинью.

— Продолжай, приятель.

— Высокий мужчина и маленькая женщина пообещали две тысячи франков Грамотею, видно, для того, чтобы он напакостил вам, а как — понятия не имею. Вскорости сюда придет Сычиха: она вернет высокому мужчине его бумажник, узнает, чем тут пахнет, и передаст все, что требуется, своему муженьку, который возьмется за остальное.

Лилия-Мария вздрогнула. Родольф презрительно улыбнулся.

— Две тысячи франков, чтобы напакостить вам! Метр Родольф... это наводит меня на мысль (я не хочу ни с кем себя сравнивать) об объявлениях, в которых обещается награда в сто франков за потерянную собаку. Прочитав такое объявление, я скромно говорю себе: «Скотина, если ты потеряешься, никто не даст и пяти франков, чтобы вернуть тебя». Две тысячи франков, чтобы напакостить вам!.. Кто же вы такой?

— Я скажу тебе это немного погодя.

— Ладно, хозяин... Услыхав такое предложение, я подумал: «Надо узнать, где обосновались эти богачи, которые хотят науськать Грамотея на господина Родольфа; это может пригодиться». Когда они немного отошли, я вылез из своего подвала и, крадучись, последовал за ними; на площади Собора Парижской богоматери большой мужчина и маленькая женщина подходят к извозчику, садятся в карету, я на запятки, и мы прибываем на бульвар Обсерватории. Было темно, как в печке, я ничего не мог разглядеть и сделал зарубку на дереве, чтобы найти это место на следующий день.

— Очень хорошо, приятель.

— Сегодня утром я вернулся туда. В десяти шагах от моего дерева... я увидел улочку, перегороженную барьером... в уличной грязи отпечатки маленьких и больших ног... В конце улочки садовая калитка, где шаги прекращаются... здесь, видно, и свили себе гнездо высокий мужчина и маленькая женщина.