Книга Твоя - Клаудиа Пиньейро

Эрнесто принял душ и спустился поужинать. К счастью, Лали уже ушла. Отправилась в торговый центр с одной своей подругой. Мир может катиться в тартарары, а подростки все будут шляться туда-сюда по магазинам, разумеется, ничего не покупая. Господи, ну что за поколение! Но по мне, если она хочет прогуляться по магазинам, то пускай себе идет. А если захочет остаться переночевать у своей подруги, то еще лучше. По крайней мере мы с Эрнесто сможем разговаривать и вести себя как угодно, не опасаясь, что нас подслушают. Был неподходящий момент для того, чтобы сообщать Лали о том, что успело произойти.

Я подала цыпленка. Эрнесто выглядел плохо, он был очень озабочен. О чем можно было только пожалеть: если не научишься справляться со своими нервами, то при столкновении с реальностью можешь и погибнуть. Дело было сложным, кто же спорит. Но ситуация еще не стала необратимой — вот что важно. В жизни есть не так уж много необратимого: смерть, потеря руки, рождение ребенка. Это нельзя отыграть назад. К добру или к худу. Эрнесто еще не умер, не потерял руки, не родил сына. То есть у него есть дочь — от меня, и это играет в мою пользу. Так что мы должны продолжать бороться, сражаться ради того, чтобы полностью очистить Эрнесто от всяких подозрений. Основная наша проблема в том, что в этом деле не так уж много подозреваемых. Будь оно иначе, внимание следователей отвлекалось бы на нескольких людей, и нам справиться с ситуацией было бы легче. Но Эрнесто был практически единственным подозреваемым. Даже странно, что им до сих пор не занялись вплотную.

— Не хочу тебя волновать, но без трупа не было бы и убийства, — сказал он, почти дословно повторив ту мысль, что приходила мне в голову несколько месяцев назад.

Я словно вонзила ему нож в спину: ведь если тело нашли, то исключительно по моей вине. Теперь у них есть и труп и подозреваемый. Кажется, те две сплетницы, что работали вместе с ним и Алисией, успели наговорить лишнего, вот Эрнесто и дрожит как осиновый лист. Сказали, будто уверены в том, что Эрнесто с Алисией связывали какие-то отношения. Эти дамы, наверное, очень сообразительные и очень любопытные. И не имеют ни малейшего понятия о том, что происходило на самом деле. Ну ладно, бабы, всю жизнь проработавшие в офисе, все такие. Завистливые, настырные, склочные. И чем ближе к центру находится их офис, тем хуже. Должно быть, там возникает особый микроклимат. А так как у них нет свободного времени, чтобы заняться своей личной жизнью, то они паразитируют на личной жизни остальных. Работа — это и есть их личная жизнь. Они живут с понедельника по пятницу и терпеть не могут выходных. Всеми силами хотят, чтобы после пятницы снова настал понедельник, ведь в будни с ними хоть что-то происходит. Бедняжки. Как Алисия, которая устроила себе личную жизнь с Эрнесто. Жизнь тайную, временную, без будущего. Жизнь с понедельника по пятницу, с восьми тридцати и до девятнадцати часов. И что хуже всего, эту жизнь разрушила ее близкая родственница. Как еще могла закончиться история, которая началась так плохо? Это все очень печально. И предсказуемо. Моя мама живо бы обо всем догадалась. И даже я могла бы догадаться.

Итак, точно известно: две эти женщины в своих показаниях утверждали, будто Алисия была любовницей Эрнесто.

— О'кей, они могут говорить все, что угодно, а ты заявишь, что в ту ночь мы вместе смотрели «Психо», и я отвечу то же самое, когда меня спросят, — сказала я. И добавила, стараясь казаться спокойнее, чем была на самом деле, чтобы подбодрить его: — У нас есть алиби, любимый!

— Ты скажешь, что смотрела «Психо» по телевизору в гостиной, тогда как я спал наверху, — поправил он.

Об этом мы не договаривались.

— Я не хочу оказаться в дураках. Если меня спросят что-нибудь о фильме, я могу запутаться. А вот ложь насчет сна проверить трудно, — объяснил он.

Это мне показалось довольно разумным. Ладно, приходится признать, что Эрнесто не дурак. Ясное дело, он мужчина и может спутать Тайрона Пауэра с Мэлом Гибсоном. В общем, его предложение сути дела не меняло. Потому что если бы Эрнесто выходил из дома, то я должна была бы это увидеть. Хотя на самом деле Эрнесто действительно выходил из дома и я действительно это видела. «Think in English» от миссис Кертис. Но с условиями нашего алиби все было хорошо. Все, кроме выражения лица Эрнесто, которое могло напрочь похоронить любое алиби. Цыпленок в апельсинах остывал на тарелке.

— Боюсь, они подумают, что ты просто меня покрываешь.

— Ой, Эрнесто, не будь таким мрачным! Эти вообще думать не умеют.

Основной проблемой по-прежнему было то, что не существует других подозреваемых. А полиция у нас действует все хуже и хуже. Хватают первого, на кого им укажут, и больше ничего не расследуют. Так что единственный подозреваемый, ясное дело, находится не в самом приятном положении.

— Нужно придумать еще нескольких подозреваемых, создать их, — предложила я.

Эрнесто был против, он сказал, что мне всегда приходят в голову безумные идеи, что если мы начнем такое придумывать, то потом это может обернуться против нас, что ни в коем случае не надо ничего такого делать. Так он говорил. Но на его лице было написано совсем другое. Так что я настаивала:

— У этой девушки были какие-нибудь враги?

— Нет, ее все любили.

«Кроме ее племянницы», — подумала я.

— Кто унаследует ее имущество?

— Не знаю, наверное, родители, у нее же не было детей.

«Зато была племянница», — снова подумала я, но ничего не сказала.

— То есть, в принципе, если исключить денежные мотивы и личные счеты, то остается только преступление на почве страсти. — Мои слова прозвучали как фраза из криминального телесериала.

— Тут-то я и попадусь, — поторопился добавить Эрнесто.

— Потому что ты один. Нужно приписать этот мотив еще кому-то.

Третья сторона равнобедренного треугольника. Третья лишняя. Или четвертая? Чаро была идеальным вариантом. Она ее не любила (покойницу), могла претендовать на часть ее денег и вступила в связь с любовником своей тетушки, любовницы моего мужа. Превосходно, Эрнесто должен сложить два и два и признать это. Но оказалось, что он не так уж силен в математике.

— Все вокруг знают, что у Алисии не было другого мужчины, — произнес он таким тоном, будто это могло что-то значить.

Так что теперь меня беспокоило не только то, что до Эрнесто все доходило куда медленнее, чем того требовали обстоятельства, но и то, что эти две женщины со своими свидетельскими показаниями вдруг стали «всеми вокруг».

— В общем, если мы захотим придумать еще одного мужчину, то никто в это не поверит, — добавил он.

Я поправила его и, кажется, выдала себя с головой:

— Придумаем еще одну женщину.

Эрнесто взглянул на меня почти удивленно.

— Женщину, которая бы сходила по тебе с ума настолько, что захотела бы уничтожить Алисию.

Эрнесто пробормотал: