Книга Договор с вампиром - Джинн Калогридис

– Да, – довольно резко перебил я Джеффриса. – Мы вдоволь наслушались крестьянских вымыслов.

Думаю, гость уловил сердитые нотки в моем голосе и сразу же постарался исправить допущенную оплошность.

– Конечно, у современного человека подобные суеверия не вызывают ничего, кроме усмешки. Представляю, как они донимают вашу семью. Думаю, вы не раз задавались вопросом: ну как можно верить в подобную чепуху? Я отношу себя к рационально мыслящим людям и потому намерен в своей статье показать всю глупость этих суеверий. Я постараюсь, образно говоря, вывернуть их наизнанку, чтобы читатели поняли: суеверия не имеют под собой никакой реальной основы. Из писем вашего дяди мне стало ясно, что он готов мне в этом помочь. Очень любезно с его стороны.

– Дядя – удивительный человек, – промолвил я, успокоившись. – Он очень щедр к нам, а то, что он предпочитает затворническую жизнь... что ж, у каждого есть свои слабости.

– По-моему, это вполне нормально. Зачем вашему дяде общаться с теми, кто считает его чудовищем?

Едва Джеффрис произнес эти слова, я сразу же понял: у журналиста тонкое чутье. Конечно, он был прав. Сказанное Джеффрисом убедительно объясняло, почему В. общается только с нами и кучером Ласло, но избегает слуг. Вчерашние предостережения Машики Ивановны мгновенно утратили их пугающую неопределенность, а презрительные слова дяди о крестьянах больше не казались мне "феодальным пережитком". Простая и логичная позиция Джеффриса подействовала на меня, как солнце, рассеявшее тягостную мглу.

Я рассказал журналисту о желании дяди отправиться в Англию. Чем больше я говорил об этом, тем ярче вырисовывалась для меня самого воодушевляющая перспектива вырваться отсюда и забыть о крестьянских суевериях. Мы побеседовали с Джеффрисом об отсталости Трансильвании по сравнению с быстро меняющимся миром. Он напрямую спросил, не тяжело ли нам жить в этой глуши. Я не стал таиться и ответил, что тяжело: деревня вымирает, а оторванность от цивилизации сказывается на нас не лучшим образом.

Затем наша беседа перешла на более приятные темы. Мы говорили об Англии. Из широкого окна гостиной в северном крыле, где мы очутились в ходе нашей прогулки по замку, открывался захватывающий вид. Замок стоит над пропастью глубиной никак не меньше тысячи футов. Дна ее не видно, а вокруг до самого горизонта простираются зеленые леса.

– Боже милосердный, – изумленно выдохнул Джеффрис. – Я еще не видел таких глубоких пропастей! Наверное, она уходит вниз на целую милю.

От такой головокружительной высоты англичанину стало немного не по себе. Достав из кармана жилетки носовой платок, он вытер покрывшийся испариной лоб (я подавил ироничную улыбку, увидев, что и платок тоже украшала знакомая монограмма с крупной буквой "J").

Я успокоил гостя, объяснив ему, что глубина пропасти на самом деле значительно меньше, а затем стал рассказывать историю строительства замка. Такое место было выбрано не случайно. Замок поставили на вершине скалы, и пропасть защищала подступы к нему с востока, севера и запада Уязвимой оставалась только южная сторона, откуда и исходила главная угроза (я имел в виду набеги турок). Джеффрис слушал с неподдельным интересом. Достав блокнотик, он даже стал делать пометки, однако вид из окна действовал на него угнетающе. Тогда я предложил гостю перейти в центральную часть замка, в мрачноватую, похожую на пещеру гостиную, где когда-то мои далекие предки принимали именитых гостей. Англичанина весьма впечатлило превосходное состояние старинной мебели и роскошных парчовых шпалер, часть которых была расшита золотом. Когда мы подошли к громадному, значительно превышающему человеческий рост портрету, что висел над очагом и занимал собой изрядную часть стены, Джеффрис затаил дыхание. Он повернулся ко мне и с удивлением спросил:

– Это... ваш портрет?

Эхо унесло его вопрос под своды потолка, Я слегка улыбнулся и покачал головой.

– Нет, мистер Джеффрис. Картина написана в пятнадцатом веке.

– Но взгляните, – не унимался англичанин. – У этого человека ваш нос... ваши усы... ваши губы (Джеффрис не заметил, что усы человека на портрете были намного гуще моих), такая же ярко-красная полная нижняя губа, темные волосы.

– Разве вы не видите, мистер Джеффрис, что мои волосы коротко подстрижены по современной моде, а у этого человека они ниспадают на плечи? – улыбнулся я.

Он тоже улыбнулся.

– Конечно. Но если вы их отрастите...

– Волосы я могу отрастить, а вот поменять цвет глаз – нет. Как видите, у человека на портрете глаза изумрудно-зеленые, мои же – светло-карие.

Джеффрис недоверчиво заглянул в мои глаза и кивнул:

– Вы правы. И выражение глаз совсем другое. У того человека они мстительные и холодные. Вы не находите? Что же до цвета, ваши глаза не совсем карие. Они имеют зеленоватый оттенок. Но в остальном сходство поистине удивительное.

– Вы еще больше удивитесь, когда посмотрите на дядю. Его сходство с этим портретом поистине феноменально. Только у дяди выражение глаз другое. Глаза у него добрые.

– В таком случае я должен как можно лучше запомнить лицо вашего предка! – все с тем же энтузиазмом воскликнул Джеффрис. – Когда я встречусь с вашим дядей, я непременно их сравню.

Увидев под рамой медную табличку с именем, англичанин достал блокнот и вскинул карандаш.

– Влад... Простите, я должен уточнить. Насколько я знаю из писем, ваша фамилия – Цепеш. Тогда почему здесь значится "Тепес"? Или за несколько веков в румынском языке изменилась орфография?

– Написание нашей фамилии не изменилось. Просто вы не обратили внимания на небольшие крючочки, стоящие под буквами "т" и "с". Они-то и меняют произношение звуков[16].

– Цепеш, – повторил Джеффрис, занося в блокнотик румынское написание. – Наверное, этот ваш предок был важной шишкой.

Я горделиво выпрямился.

– Да, сэр. Перед вами – Влад Цепеш, который родился в декабре тысяча четыреста тридцать первого года, пришел к власти в тысяча четыреста пятьдесят шестом году, а умер в тысяча четыреста семьдесят шестом. Мой дядя – его тезка.

– Тезка?

Джеффрис перестал строчить. Его карандаш застыл в воздухе. Англичанин ошеломленно моргал, словно не понял моих слов.

– Простите... может, я что-то не совсем понимаю относительно румынских имен?

– Что именно вас удивляет? Может, вас смутило слово "тезка"? Я знаю, что в английском языке у этого слова есть и другое значение: человек, названный в честь кого-то. Пожалуй, так будет даже правильнее. Моего дядю назвали в честь его далекого предка Влада Цепеша.

– Нет-нет, я отлично понял ваши объяснения. Однако...

Джеффрис извлек из кармана сложенный лист бумаги, развернул и показал мне.