Книга Копенгагенский разгром - Лев Портной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы?! — взревел он, узнав меня.
— Я, — с холодным презрением произнес я.
— Болван! — рявкнул в лицо мне капитан Годен.
Этот детина не только силу и ловкость, а и остатки разума не растерял, хотя и упился до омерзения. Обнаружив, что противников теперь трое и удача может оказаться не на его стороне, он развернулся и бросился наутек. И хотя на бегу его мотало из стороны в сторону, не каждый трезвый сумел бы его догнать.
— Ну, как вы, джентльмены? — спросил я офицеров, уверенный, что мистера Годена мы все же догоним.
Толстяк-лейтенант, шумно отдуваясь, утирал в кровь разбитые губы. Его товарищ, в очередной раз поднявшись с земли, подошел ближе и застыл, стараясь глубокими вдохами выровнять сбитое дыхание. Я ждал, пока они придут в себя.
Первым отдышался толстяк. Теперь он мерил злобным взглядом напарника, все еще ловившего ртом воздух, и глаза его сверкали таким нетерпением, словно по вине того, второго, они теряли самые драгоценные мгновения жизни. Признаться, и я уже нервничал.
— Нужно поймать этого человека, — сказал я. — Он убийца, у меня есть доказательства.
— А вы кто, иностранец? — спросил толстяк.
Он вновь бросил злой взгляд на щуплого товарища, который с трудом восстанавливал дыхание.
— Я граф Воленский, — представился я. — Этот человек обокрал меня…
— Паспорт у вас есть?
— Паспорта нет! Все украли. Но при чем здесь мой паспорт?! Мы упустим его!
Наконец худенький офицер выпрямился и посмотрел на своего товарища вполне осмысленно. Взгляды их встретились, и глаза обоих на мгновение прищурились. За эту долю секунды между офицерами возник договор. К несчастью, его суть я уловил слишком поздно.
— Джентльмены, нужно догнать этого негодяя. Он убийца! — почти что с отчаянием воскликнул я.
Ни слова не говоря, толстяк-офицер врезал мне кулаком в правое ухо. Не ожидавший такой благодарности, я растерялся и получил по голове эфесом шпаги от второго лейтенанта. Еще один удар в ухо от толстяка завершил дело — я отключился.
Потом я смутно сознавал, что меня грузят в карету и куда-то везут. Очнулся я связанным по рукам и ногам. Я сидел в темноте и тесноте и не знал, чье плечо ощущаю по соседству: похитителя или такого же бедолаги, как я? Я легонько пихнул соседа локтем и получил в ответ мощный удар в ухо.
Я ломал голову над тем, что это была за ловушка? Казалось, я угодил в лапы разбойников. Я бы и дальше ломал голову, но времени не хватило. Экипаж остановился, раздался голос:
— Here we are!
Меня вытащили из экипажа, я услышал, как плещутся волны, и даже через пыльную мешковину почувствовал морскую свежесть. Меня провели по шаткому мостику на палубу. Со всех сторон слышались веселые возгласы. Обитатели корабля галдели по-английски. Когда-то мосье Каню давал мне уроки этого языка, и я учился с завидным прилежанием. Но в отличие от французского и немецкого практиковать английский доводилось нечасто. Я испытывал затруднения, но все-таки уловил, что матросы выкрикивают издевки.
Что ж, делать было нечего, и я просто ждал, когда все прояснится, не вечно же будут держать меня связанным с кляпом во рту. Меня заставили спуститься с палубы вниз. Я оказался в трюме. В нос шибанул запах немытых тел. Я споткнулся о чьи-то ноги и едва не упал. Кто-то разразился проклятиями. Сильные руки надавили на мои плечи, я опустился на что-то деревянное.
Мешок с головы сорвали, кляп изо рта вынули. Я сидел на лафете пушки. Нависшая надо мною обветренная рожа растянулась в нахальной ухмылке и воскликнула:
— Поздравляю! Ты поступил на службу в Королевский британский флот!
В полутемном трюме находилось с полтора десятка бедолаг. Все они с угрюмыми лицами сидели подле пушек. Очевидно, что, как и я, они попали на корабль не по своей воле и, по сути, оказались узниками. В углу в загоне хрюкали свиньи, блеяли овцы и мекали козы.
Моему появлению матросы радовались так, словно я появился в результате похабного фокуса и этот фокус был последним примечательным событием в их жизни. Они хохотали и насмехались надо мною. Пережить собственные несчастья им было легче в потехе над еще более несчастным человеком. А я, несомненно, в эти минуты выглядел куда несчастнее тех, кто уже притерпелся к рабской доле, хотя и отличался от прочих обитателей трюма тем, что с утра умылся и испускал запах виски, а не сточной канавы.
Я привалился спиною к чугунному стволу и закрыл глаза. Мое поведение вызвало бурю эмоций у прочих обитателей трюма — теперь в их выкриках слышалось больше негодования, чем издевок. Бедолаги надеялись, что получат сольный концерт и вдоволь поизмываются над артистом, но я не оправдал их ожиданий.
Что-то шлепнулось мне в лицо. Я открыл глаза, глумливые рожи с любопытством следили за мной. Неизвестный пакостник бросил в меня комком грязи. Я огляделся и на расстоянии вытянутой руки заметил пушечный банник, стоявший в стеллаже.
— Что, весело?! — крикнул я соседям.
Они загалдели в ответ. Я взял банник, размахнулся и треснул по зубам ближайшего оборванца. Чумазый незнакомец взвыл.
— Не повезло тебе, — ухмыльнулся я. — Будешь получать по роже всякий раз, как я разозлюсь. А характер у меня скверный. И хорошее настроение бывает редко.
Я поднялся с пола и с банником в руках направился к трапу. Матросы с опаской расступались передо мной. Но только я поставил ногу на ступеньку, по трюму прокатился ропот.
— Эй, мистер, куда это ты собрался?! — возмутился кто-то.
— На свободу! — ответил я.
— Туда нельзя! — раздалось в ответ. — Из-за тебя пострадают все!
— Страдальцы, — буркнул я, поднимаясь по лестнице.
Едва я выглянул, в плечо мне уперся приклад мушкета.
— Куда прешь?! — рявкнул солдат в красном мундире.
— Я российский дипломат, — ответил я. — Попал сюда по недоразумению! Доложите обо мне капитану!
Надо мною склонился еще один наглый субъект, но уже в синей куртке.
— Эй, ты! Ты новичок! — заорал он, брызгая слюной.
— Я дипломат, попал сюда по недоразумению, — ответил я.
— Ты родился по недоразумению! — с перекошенной от злобы рожей выкрикнул он. — На первый раз свободен! А высунешься еще раз без спросу, вся ваша батарея займется тренировкой — перекаткой пушек! Еще не тянул за тали? Поверь мне, там, внизу, ребята очень на тебя обидятся!
Субъект в синей куртке ударил меня ногою в плечо, и я скатился вниз.
— Что, освободился?! — загоготали вокруг. — Больше не лезь, а то намнем бока, и банник не поможет!
Я привалился к лафету и закрыл глаза. Соседи с возмущением обсуждали мою выходку, однако их запала хватило ненадолго. Гвалт стих. Каждый занялся своим делом. Иногда вспыхивали ссоры, узники переругивались гнусными голосами, но перебранкой дело и ограничивалось.