Книга Час тигра - Михаил Зайцев

Глухо хлопнула дверь за истерзанной спиной, в носу защипало от запаха пота и человеческих испражнений, глаза поморгали и привыкли к приглушенному свету в каменном мешке.

Народу в камере, как сельдей в бочке. Народ разный и по возрасту, и по социальному положению. Жмутся друг к другу оттесненные к параше интеллигенты, тут и там сидят на полу суровые мужики крестьянской наружности, на единственных нарах вольготно расположились блатные. Камера явно не рассчитана на такое количество задержанных. На улице мороз, а здесь душно и жарко, здесь плохо всем, кроме привычных к тюремным реалиям урок.

Особей уголовной породы – две штуки. Парочка уркаганов – живая пародия на дуэт «кукол»-омоновцев. Конвоиры большие и толстые, урки мелкие и дистрофичные. Омоновцы наряжены в камуфляж темно-синих тонов, уголовники разделись до пояса и выставили на всеобщее обозрение бледно-голубую вязь тюремных татуировок. Омоновцы вели себя как хозяева душ и тел задержанных, короли на нарах реально «качали мазу» в среде пленников каменного мешка. Менты-конвоиры были не в чинах, и уркаганы в камере явно не козырной масти.

С нар лениво сполз урка с кривым, когда-то неудачно сломанным носом. Распихивая ногами в клешах мужиков на полу, шаркая ботинками-говнодавами без шнурков, кривоносый подгреб ко мне, новенькому, и гнусаво спросил:

– Курево есть, ко-озел?

Рогатое словечко «ко-озел» он процедил сквозь редкие гнилые зубы с бесподобным презрением.

«Козел» на лагерном жаргоне – это тот, кто открыто сотрудничает с администрацией, это «ссученный» зэк, который надел «косяк» – красную повязку и вступил в СПП – «секцию профилактики правонарушений».

Я взглянул на белую полоску бинта, обвившуюся вокруг моего правого плеча, скосил глаза на уркагана, ответил, улыбнувшись уголком рта:

– Ты чего, кореш? Марлю с «косяком» спутал?

Блатной прищурил глаз, оглядел меня более внимательно. Очевидно, он искал на обнаженных участках моего тела следы татуировок, в камере темновато, и легко можно не углядеть синий перстень на пальце, например. Я проявил некоторую осведомленность в терминологии, и теперь урка пытался меня идентифицировать, как собрата по уголовному сообществу.

Еще Миклухо-Маклай, живя среди папуасов, подметил некоторую схожесть правил и табу первобытного общества и уголовного элемента за решеткой. Попавшие в неволю люди, как первобытные папуасы, моментально делятся на касты, придумывают для себя правила-запреты, совершают ритуальные гомосексуальные акты и украшают тело знакомыми татуировками.

Урка, не отыскав на моей коже опознавательных знаков, зло оскалил редкие зубы:

– Под «делового» косишь, понтуешься? – Кривоносый уркаган указал большим пальцем себе за спину. – Гармонь видишь?

Я заглянул через плечо уголовника, увидел «гармонь», сиречь чугунную батарею центрального отопления у стены с маленьким зарешеченным окошком. Все ясно – уголовник возомнил себя «авторитетом» и решил устроить «прописку» подозрительно эрудированному фраеру.

– Если ты батарею «гармошкой» называешь, то да, вижу «гармонь», не слепой.

– Сыграй.

– На «гармошке»? Да ради бога, какие проблемы?! Подай «гармонь» и растяни меха, а я, так уж и быть, сбацаю матросский танец «яблочко».

Ответить урка не успел. За моей спиной лязгнули дверные запоры, скрипнули петли, пахнуло свежим воздухом в затылок. И знакомый тупой конец резиновой дубинки уткнулся в мою почку. Конвоиры, как и обещал Кореец, вернулись быстро. Злятся за то, что их гоняют туда-сюда, ругаются:

– Мать твою...

– Уйди с прохода на...

– Захотел по...

– Отлынь, обсосок, а то...

Как и было задумано Корейцем, в камере я засветился, и теперь, по его же хитроумному плану, надлежит максимально реалистично, при свидетелях, изобразить побег. Как в том анекдоте: «Драку заказывали?.. Извольте получить!..»

Кручусь на пятках, колени скрещиваются, бедра скручиваются, нога «заряжается» для удара. Разрешаю ноге ударить. Стопа в кроссовке без шнурков, описав широкую дугу, бьет камуфляжного парнишку с автоматом в висок. Автоматчик падает, нога замирает в воздухе.

Рукой с забинтованным плечом хватаюсь за резину дубинки. Застывшая на весу нога приходит в движение, толкает пяткой хозяина дубинки в мясистую грудь.

Дубинка у меня. Встаю на обе ноги, пружиню коленями, замахиваюсь дубинкой. Контрольный удар тугой резиной по черепу поверженного автоматчика, и рука с дубинкой вновь пошла на замах. Незанятой рукой хватаюсь за автомат.

Возвращаю дубину владельцу. Броском, резко разогнув локоть, скорректировав кистью траекторию полета «демократизатора».

Тяну к себе автомат обеими руками, лямка автоматного ремешка приподнимает стриженую голову омоновца, а в это время дубинка, как и задумано, попадает знакомым моей спине концом точно в глазницу своему хозяину.

Автомат у меня. «АКС-73У». Вес – три кило, емкость магазина – тридцать патронов, откидной приклад.

Хорошая машинка.

Снимаю оружие с предохранителя – и ходу! Сзади вопит ослепший на один глаз омоновец. Быстрее в конец коридора, а там налево.

Бежать в кроссовках, лишенных шнурков, удивительно неудобно. Чей это топот сзади? Оглядываюсь и вижу, как следом за мной драпанул из камеры кривоносый уркаган.

Из-за угла в конце коридора появляется мент. Он идет по своим делам, на ходу жует бутерброд с колбасой. Вопль собрата омоновца мента с бутербродом не особо волнует, наверное, привык к воплям задержанных после знакомства с резиновым «демократизатором». Но вот мент замечает меня, и надкусанный колбасный блин падает на пол. Мент комкает в кулаке кусок ржаного хлеба, из открытого рта сыплются крошки.

Стреляю короткой очередью поверх головы оголодавшего милиционера. Мусор живо отскакивает к стенке, смешно прикрывает голову руками, жмурится. Пробегаю мимо, оглядываюсь.

Кривоногий урка бежит за мной, отстав от меня шагов на десять, а из камеры в коридор выскакивает его татуированный кореш. Нежданно-негаданно побег получается коллективный. Реалистично, блин, получается, даже чересчур...

Сворачиваю за угол. Впереди вестибюль, загончик для дежурного, люди в штатском и в форме. У всех в ушах еще звенит эхо автоматной очереди, большинство растерялись, но один молоденький сержант спешно расстегивает кобуру у пояса.

– Ложись!!! – ору что есть мочи и – «та-та-та...» – длинной очередью крушу лампы дневного света под потолком.

Бесстрашный сержант, как стойкий оловянный солдатик из сказки, единственный остается на ногах. Сержанту везет, хотя он, конечно, считает наоборот – кобура никак не хочет расстегиваться.

Имитирую обход сержанта справа. Служивый кидается наперерез. Притормаживаю, обхожу его слева, маневрирую, как бывалый баскетболист на игровой площадке. Походя задеваю автоматным стволом ребра смельчака.