Книга Кромешная ночь - Джим Томпсон

— С некоторых пор меня стало беспокоить то, как он к вам относится. И я навел кое-какие справки… Так не годится, Чарли. Он глуп и мстителен. Может так все запалить, полыхнет до небес.

— Да-да, — сказал я. — И что, прямо сегодня?

— Прямо сегодня. Кстати, когда вас тут еще не было, Чарли, был один случай. Он приходил ко мне по денежному делу. Когда поговорили, я вышел проводить его до машины. А потом смотрю, уже на шоссе он остановился и взял пассажира. То есть мы оба, Токо и я, оба это видели!

Он снова тихо усмехнулся.

— Ведь вы мои резоны понимаете? Да, Чарли? Я зависел от него, а он подвел. Долго ли я протяну, если буду терпеть, когда люди, от которых я завишу, меня подводят? Этого я не могу себе позволить, причем невзирая ни на лица, ни на затраты. Вся система основана на скорой награде и незамедлительном возмездии.

— Я понимаю, — сказал я.

— В таком случае… — Он встал. — Как вы насчет по рюмочке на посошок?

— Пожалуй, не стоит, — сказал я. — В смысле — спасибо, нет, сэр.

Провожая меня и Кувшин-Вареня к машине, он шел между нами, обнимая обоих за плечи. С каждым попрощался за руку и постоял еще рядом с машиной — никак не мог с нами расстаться.

— Какой прекрасный вечер, — говорил он, глубоко вдыхая. — Чувствуете, Чарли, какой воздух чудный? Бьюсь об заклад, в Аризоне и то нисколько не лучше.

— Нет, сэр, — сказал я.

— Знаю, знаю. Такого рая, как Аризона, больше нет нигде, верно я говорю? А между прочим… — Он игриво ткнул Кувшин-Вареня кулаком в плечо. — Ты почему последнее время так редко стал появляться, а? Ты заходи — помимо бизнеса, просто так. Посидели бы, поболтали, а? Чего молчишь?

— Да ведь что я скажу? — Кувшин-Варень принялся расти и раздуваться. — Это вы скажите. Одно ваше слово, и я…

— Давай-ка, например, в воскресенье… или нет, я сам к тебе зайду. — Радостно сияя, он наконец отступил от автомобиля. — Значит, заметано: вечером в воскресенье. А то все дела, дела. Отдохнуть хочу!

Отъехал Кувшин-Варень уже такой весь раздувшийся, что еле за рулем умещался. А меня распирал смех. А может, плач. Потому что хоть он и мудак мудаком, но мне его было жалко.

— Выволочку небось получил? Дело житейское, — проговорил он, искоса на меня глянув. — Повезло еще, что обошлось словами.

— Выволочку, да, — сказал я. — Повезло.

— Что думаешь, это он просто так? Насчет ко мне зайти. Думаешь, мы с ним не кореша?

Я покачал головой. Ничего я такого не думаю. Конечно, Босс к тебе зайдет. Посидите, покалякаете вечером в воскресенье.

9

С убийством самое паршивое это то, что совершить его до безобразия легко. Без единой мысли все обставляешь, подбираешься вплотную. Тут бы подумать, ан нет: делать-то проще!

…Кувшин-Вареню я сказал, что в центр еду на метро, и он довез меня до станции «Квинс-Плаза». Остановить машину я велел в тени надземки и говорю:

— Слушай, Кувшин-Варень, я дико извиняюсь. Ты ведь меня простишь, ладно?

Будучи до сих пор вне себя от счастья, он протягивает руку и говорит:

— О чем речь, братэлла! Раз ты ко мне так, дык и я, что ж…

Его правую руку я зажал коленями. Схватил его за пальцы левой, заломил их назад и выщелкнул нож.

— Го-гос-споди… — Его глаза полезли из орбит, а рот раскрылся широко, как кошелка; по подбородку побежала толстая, блестящая струя слюны. — Чтот-ты-дела… а-а-х-х-х…

Шею я ему почикал крепко. Чуть кадык к хренам собачьим не вырезал. Вынул из его нагрудного кармана носовой платок, вытер руки и нож и положил нож ему в карман. (Все для людей: пусть покумекают.) Потом спихнул его с сиденья на пол, сел в поезд и уехал на Манхэттен.

Однако не успел доехать до следующей станции, чувствую: ну я дура-а-ак!

Кувшин-Варень… Ведь ему было что рассказать! Я мог заставить его говорить — рассказать то, что может означать для меня жизнь или смерть. А теперь все — не расскажет.

Его брат!.. КАКОЙ К ЧЕРТУ БРАТ! Я почти что вслух это выкрикнул; нет, кажется, и впрямь произнес вслух. Но там, на переднем сиденье, я был сам не свой. Сказано — сделано, главное, шито-крыто. Люди меня, вообще-то говоря, в упор не замечают. Быть может, в этом и причина того, что я…

Его брата… Детройт сорок второго года… подробностей не знаю… Не знает он! Босс, да не знает! Прикинь, да? Как будто, когда он привлекал Кувшин-Вареня к этому делу, не узнал предварительно о нем все, что только можно, вплоть до последней сраной ерундовины!

И ведь он не просто привлек его, а втравил! Над Кувшин-Варенем не капало, сидел в тепле и уюте, загребал лавэ, а Босс втянул его в дельце, на котором можно так погореть, что мало не покажется. А он Боссу просто отказать не мог. Не мог даже рожу скривить — дескать, не все ему в этом деле нравится. Но ему ох не нравилось! Весь был на нервах. И, не имея возможности сорвать зло на Боссе, отыгрывался на мне.

Вот ведь что паршиво. Главное, я с самого начала так и думал. Все же на живую нитку схвачено… Как я сразу-то не догадался?

Его брата. Даже если бы у него и был брат, даже если бы у него было пятьдесят пять братьев и я их всех замочил, ничего бы он по этому поводу не предпринял. До тех пор, во всяком случае, пока я не кончил дело. Надо же понимать! И я понимал это, но перестал думать. Босс так оглоушил меня этим его братцем, что я все схавал — заглотал, не жуя. Зачем думать? Резать-то проще!

Босс хотел, чтобы я поверил, будто Кувшин-Варень приперся тогда в Пиердейл по собственной инициативе. Ему нужно, чтобы я так думал, потому что иначе я догадаюсь об иной причине его появления. О настоящей причине. Потому что он там был по заданию. Но если я об этом узнаю, это может мне сорвать работу. То есть сорвать меня, дать повод удариться в бега… и, может быть, вчистую соскочить — вместо того чтобы огрести то, что обычно огребают, провалив дело или попытавшись слинять.

Умом Кувшин-Варень не блистал. Да ему и не надо было им блистать на том задании, которое Босс ему дал: может быть, доставить кому-нибудь деньги, а может, припугнуть — смазанное деньгами дослать до места кувалдой страха. Но ему и на это ума не хватило. Каким-то образом его угораздило разминуться с тем, с кем он должен был пересечься, и, вместо того чтобы свалить и повторить попытку позже, он замешкался и засуетился. А ко мне полез так и вовсе по чисто конкретной дури.

Когда я щекотнул его пером, он забеспокоился, а по дороге в город, видимо, сообразил. Он не мог не понять, что облажался. Да и потом тоже, давно имея дело с Боссом, должен бы знать, что когда тот всерьез на тебя зол, по нему никогда не скажешь… Но парень умом не блистал, я говорю же, так что…

А может, ничего подобного и не было? Может, я изо всех сил ломлюсь в открытую дверь? И Босс передо мной чист как стеклышко?