Книга Слабое место жесткого диска - Петр Северцев

– Куда падала? – спросил я.

– На потолок! – удивившись моему идиотскому вопросу, ответила медсестра. – У нее даже ноги были почти что на переднем сиденье, то есть на водителе… мне Аркашенька рассказывал… то есть Аркадий Иванович!.. Вот ее палата.

– Травмы есть? – спросил я, останавливаясь сам и останавливая пытавшуюся открыть дверь девчонку.

– Нет, – заверила она меня. – Травм нет. Просто чудо какое-то! Эти двое – и водитель, и друг – сотрясения, проломы, внутренние кровоизлияния, а она – только ушибы. Результаты флюорографии еще не готовы, но, кажется, она очень легко отделалась. Но сотрясение мозга, скорее всего, есть…

– Спасибо, – ответил я и вошел в палату.

Здесь все было бело, как в сугробе, тихо и тепло; странно спокойно. Даже слишком. Рядом со смятой незастеленной кроватью сидел на стуле красивый мальчик лет двенадцати, держа на коленях пакет с мандаринами.

Искомая неопознанная мадам лежала в своей кроватке, и, кажется, медленно пробуждалась от звука открывшейся двери. Лицо у нее было абсолютно белое. И через тонкую кожу просвечивали тонкие синеватые капилляры. Не отходя от двери, я разглядел даже биение пульса под ее подбородком, на беззащитной тонкой шее.

– Мы должны побыть одни, – сказал я, обернувшись к медсестре. – Пожалуйста.

– Да-да, – разочарованно сказала она и тут же испарилась.

– Парень, – вежливо обратился я к сидящему мальчишке, вынимая русскую сотенную бумажку, которая побольше и покраснее. – Будь так добр, сбегай и купи самую большую коробку конфет, которую только найдешь. И принеси сюда. Пожалуйста.

Парень тоже выглядел разочарованным.

– Ага, – сказал он, откладывая пакет с цитрусовыми куда-то в сторону и принимая из моих рук сотню. Почему-то он бросил косой взгляд на неприбранную постель, но я тактично не стал обращать внимание на скопище простыней и покрывал. Я лишь проводил его взглядом и повернулся к «Наташе».

Ее большие черные глаза неотрывно наблюдали за мной; лицо было лишено всякого выражения. Кажется, на дне этих пронзительных глаз прятался стелящийся страх.

– Ну здравствуй, Валентина Павловна, – сказал я, садясь на стул рядом с ее кроватью и демонстративно ожидая ответа.

– Узнал, – просто ответила она, даже не пытаясь пожать плечами.

– Узнал, – кивнул я, и тут же спросил: – Что было в машине? Кто пытался тебя убить?

– А это как узнал? – глаза ее чуть сузились. Кажется, она приготовилась кричать.

– Тебя пытался удержать тот, кто сидел рядом. Скорее всего пытался вколоть тебе дозу усыпляющего или еще что-то в этом роде. Вряд ли просто выстрелить… тогда бы у него получилось.

Она внимательно смотрела на меня, и это заставило меня продолжить.

– Ты начала брыкаться и в результате попала каблуком шоферу в лицо или просто куда-то в голову; машина потеряла управление и влетела на тротуар, а затем врезалась в дом. Оба мужчины погибли.

Она выдохнула с явным облегчением, окончательно выдавая себя.

– Как ты меня нашел?

– Мне позвонила медсестра-дежурная, у тебя нашли мою карточку, ту, которую я дал тебе вчера.

– Я, кажется, сама ее достала и просила позвонить, – она наморщила лоб. – Плохо помню… Что со мной?

– Ты только сейчас пришла в себя?

– Нет, раньше. Но там был врач и еще какие-то… женщины. Мне дали успокоительного и вкололи обезболивающее. Сказали, что ты уже едешь.

– У тебя сильные боли?

– Кажется, да.

– Кто-нибудь знает, что ты ко мне обращалась?

– Знают многие. Папаша, например…

– Огородников, – мрачно кивнул я. – А еще Матвей Гановер. Который Хлыщ. И, скорее всего, еще человек десять… Кто-нибудь из них мог узнать мой адрес, телефон или мое имя?

– Эти знали.

«Знали» – значит, имеются в виду те двое, что пытались ее убить.

– Точно все?

– Точно. Это были мой личный шофер и телохранитель. Сотовых у них нет, а ночью они были у меня на виду. И отлучиться не могли. Да и не рассчитывали они…

– На твою крутость, – мрачно усмехнулся я. – Сейчас мы поедем ко мне домой. Потому что господин Глебов… кажется, Андрей Анатольевич, который старший помощник прокурора и одновременно один из учредителей твоего массажного салона, уже знает, что ты выжила и скорее всего прямо сейчас сюда пробирается твой муж… или отец, или брат. Или все мужское население твоей «семьи». Поняла?

– Поняла, – ответила она, – сейчас переоденусь.

Я отвернулся и только теперь заметил, что все время нашего разговора за нами следили два маленьких блестящих глаза – старушка, утопающая в груде покрывал и одеял, которую я принял за неодушевленный предмет, не мигая, следила за нами, и в глазах ее сиял неприкрытый интерес и любопытство.

– Простите, – сглотнув, сказал я.

– А ничего, – уверила старушка, чуть-чуть высовываясь из-под многочисленных одеял. – Это ж жизнь… – и тут же уверила: – Никому ничего не скажу!

Я подумал о многочисленных сериалах, которые скрашивали ее существование, и понял, что реальное жизненное происшествие только придало бабусе воли к жизни – оно было интересным и всколыхнуло ее застоявшуюся кровь. А скажет о происшедшем она только своим старушкам-соседкам, да и то не раньше, чем выйдет из больницы.

– Тогда спасибо. – ответил я.

Тут вернулся внучек, торжественно держа действительно большую коробку конфет и переводя дыхание – кажется, очень торопился.

– Вот, – сказал он, – пятьдесят пять рублей. – И протянул мне сдачу.

– Бабуля, – обернулся я, – простите, имени не знаю.

– Анна Андреевна, – простенько и со вкусом представилась она.

– Анна Андреевна, проследите, пожалуйста, чтобы на оставшиеся сорок пять рублей ваш внук купил вам фруктов или конфет – в общем, чего пожелаете. Еще раз спасибо.

Улыбающаяся уголками рта Валентина дотронулась до моего плеча, давая знать, что уже облачена в измятую, испачканную кровью, но наиболее приличную из имеющихся на данный момент одежду, и что готова отправляться.

Взяв у оторопевшего внучка коробку конфет, я вышел в коридор вместе со слегка качающейся «Наташей», и, встретив дежурную медсестру, которая, оказывается, все это время не отходила от помещения, сообщил ей, что мы немедленно уезжаем, причем попросил вернуть мне мою визитную карточку.

Карточку она тут же вернула, а слабые попытки нас не отпустить без разрешения главврача были прерваны кратким и эффектным ударом – то есть коробкой конфет «в знак благодарности для всего коллектива Второй Советской больницы!»

Мы почти бегом спустились на улицу, я усадил, вернее, уложил мадам публичного дома на заднее сиденье с приказом не вставать и не высовываться, и спешно завел мотор.