Книга Опасная тихоня - Елена Яковлева

- Да что же это такое! - горячился Венька. - Так дела не делаются: захотела - перехотела...

- Я вас понимаю, - отвечал человечек, - но я же вам сказал: мы выплатим неустойку. Венька продолжал плеваться слюной:

- Что нам ваша неустойка, когда по всему городу афиши расклеены, всей губернии объявлено, что Елена Богаевская прибыла специально в поддержку Пашкова. В конце концов, вы ее импресарио или нет? Разве не вы подписывали контракт?

- Да что же я могу сделать? - жалобно отозвался человечек, оказавшийся обладателем невиданного титула импресарио. - Я ее по-всякому убеждал: и так и сяк. Не хочет, и все, сказала, что заплатит любую неустойку. Ну я-то, я-то что могу? Не могу же я выйти за нее на сцену и запеть!

- А вот выходите и пойте! - сорвался на позорный дискант Венька.

Я еще немного послушала Венькину перепалку с импресарио Богаевской, пользуясь тем, что эти двое были увлечены своей горячей дискуссией и, скрытые фикусами, меня не видели. Очень интересный получался расклад: Богаевская отказывалась выступать и тем самым оказывать поддержку Пашкову. Скандал? Скандал! А если еще сопоставить эту новость с ее вчерашней, мягко говоря, непонятной реакцией на торжественную встречу в аэропорту... Так и не доведя свою мысль до конца, я двинулась в сторону гостиничных номеров под неумолкающие причитания Веньки:

- Да что же это такое? Она что, не с той ноги встала?

Именно это я и собиралась проверить, отправляясь на поиски люкса, в котором разместилась заезжая примадонна. Эти самые люксы, сколько я знала, находились на втором этаже, куда я и поднялась по лестнице, но только не по центральной, а по боковой, чтобы меньше мозолить глаза бдительному гостиничному персоналу. Прошлась по коридору, наугад выбрала дверь, показавшуюся мне солиднее прочих, и постучала.

- Войдите! - отозвался твердый женский голос. Может, он принадлежал Богаевской, а может, и какой-нибудь другой постоялице обкомовского люкса.

Я вошла, деликатно прикрыла за собой дверь и обнаружила перед своим носом следующую, таким образом оказавшись зажатой в узком тамбуре, как котлета между двумя кусками хлеба в заморском бутерброде, именуемом гамбургером. Неприятное ощущение, доложу я вам. Хоть я и не считала себя подверженной клаустрофобии, но вторую дверь я толкнула так решительно, что она чуть не слетела с петель.

- В чем дело? Вы кто? - На меня смотрела та самая брюнетка, что накануне решительно сражалась с Вислоуховым.

Я немного растерялась, не зная, как и представиться. В конце концов я просто вытащила из кармана свое журналистское удостоверение - мою палочку-выручалочку, к коей я прибегаю в особенно затруднительных случаях.

Брюнетка буквально вырвала удостоверение из моих рук - от прикосновения ее ледяных пальцев у меня мурашки пошли по коже, - внимательно его изучила, после чего небрежно вернула, почти швырнула со словами:

- Я твердо помню, что никаким журналистам встречи сегодня не назначались, а значит, и вам тоже. Потрудитесь очистить помещение.

Я физически почувствовала, как заалели мои обычно бескровные щеки. Что самое неприятное, эта женщина-вамп формально была права на все сто. Я не имела права соваться к Богаевской без предварительной договоренности, но обстоятельства не оставляли времени для реверансов.

- А вы, собственно, кто? - стала я позорно торговаться, лихорадочно соображая, где сейчас может находиться сама Богаевская.

- А я ее концертмейстер, - отчеканила брюнетка.

- Но... - начала я, собираясь сказать, что концертмейстер - это еще не второе "я" Елены Богаевской, но прервалась на полуслове, потому что из соседней комнаты люкса донеслось:

- Кто там пришел, Майя? Голос был женский и очень взволнованный. Принадлежал он Богаевской.

- Это горничная! - отозвалась брюнетка, оказавшаяся концертмейстером по имени Майя, и пригвоздила меня тяжелым взглядом.

Но я пренебрегла ее молчаливым предупреждением и громко сказала, так, чтобы Богаевская в соседней комнате непременно меня услышала:

- Не правда, я не горничная. Я журналистка, меня зовут Капитолина Алтаева.

Майя дернулась и сжала маленькие, но, без всякого сомнения, твердые кулачки, познакомиться с коими близко у меня не было ни малейшего желания. Я невольно отступила к двери, однако никаких решительных действий с Майиной стороны, к счастью, не последовало. Она удовлетворилась тем, что продолжала испепелять меня взором, от которого при желании спокойно можно было прикуривать, как от газовой зажигалки.

А вот за стеной возникла пауза. Богаевская совсем не торопилась явиться пред мои ясные очи, но я мысленно поклялась себе, что не сдвинусь с места, пока ее не увижу. В крайнем случае свернусь у дверей, как верная псина, и буду трогательно поскуливать в ожидании, когда она наконец до меня снизойдет. Для себя бы я такого никогда не сделала, а для Наташки сделаю.

Видно, мои телепатические пассы настигли примадонну даже сквозь стену, потому что она все-таки возникла в дверном проеме смежной комнаты. И я сразу заметила, что со вчерашнего дня она здорово осунулась. Впрочем, не исключено, что она попросту еще не успела наложить макияж, а потому выглядела не так эффектно, как накануне в аэропорту. Богаевская посмотрела на меня, и на лице ее отразилось замешательство.

- Разве мы с вами договаривались? - Она приподняла красиво очерченные брови.

- Нет, - покачала я головой, - мы с вами не договаривались. Просто.., я вчера была в аэропорту... А сегодня я узнала, что вы отказались выступать... С чем это связано, если не секрет?

- Это связано с тем... - Она прикусила нижнюю губу. - Слушайте, мы с вами об интервью не договаривались и.., и вообще мне некогда, я уезжаю! У меня самолет через час!

Если я что-нибудь понимаю в таких делах, прима была близка к истерике. Да что же все-таки происходит?

Снова вмешалась Майя, по-моему, вполне готовая меня растерзать.

- Немедленно вон! - гаркнула она и указала пальчиком, в каком направлении я обязана сверкать пятками.

А меня будто гвоздями к полу приколотили. Я понимала, что разумнее было бы уйти, вежливо извинившись, и не могла пошевелиться.

- Пожалуйста, покиньте мой номер! - попросила уже сама прима слабым прерывающимся голосом. - Понимаете, понимаете, я собираюсь...

Я повернула голову и увидела сквозь распахнутую дверь на кровати в спальне люкса тот самый чемодан, который накануне тащил импресарио, ныне оправдывающийся под фикусом перед Венькой за срыв контракта. Чемодан был открыт.

- Хорошо, - сказала я примирительно. - Вы не хотите поддерживать Пашкова, но чем же весь город-то провинился? Я, например, очень хотела послушать ваш концерт. И вообще... Вы же пятнадцать лет не были на родине!

Она побледнела еще сильнее, чем накануне в аэропорту, я даже заопасалась, как бы она в обморок не упала.