Книга Тайные тропы - Георгий Брянцев

Ашингер обиделся. Ему понятно, почему смеется Юргенс, но смешного он ничего не видит. Юргенс не хуже его знает Робертса, знает отлично, что Абвер людьми не бросается, и что уйти от доктора Грефе не легче, чем от полковника Шурмана, и все-таки Робертс ушел. Он сидит себе спокойно в Барселоне и смакует апельсины. Чем же Юргенс и Ашингер хуже Робертса?

— Надо иметь, на что жрать эти апельсины, — сказал Юргенс.

Теперь рассмеялся Ашингер. С несвойственной ему быстротой он встал и подошел к Юргенсу. Он твердо уверен, что они будут иметь то, на что жрут апельсины. Будут. Надо только потрясти тестя. Они его никогда не трогали, а ведь они единственные законные наследники. Тесть еще не выжил окончательно из ума и должен понять, что лучше, если его капиталы попадут зятьям, нежели большевикам.

После третьего бокала Ашингер раскис. Редкие волосы на его голове слиплись в клочья. Пенснэ он снял и положил на тарелку. Без пенснэ его глаза сильно косили. Длинные, точно жерди, ноги принимали под столом различные положения — то укладывались одна на одну, то вытягивались, задевая ноги Юргенса, то, согнутые в коленях, стукались одна о другую. Ашингер разболтался. Хмель в голове и молчание Юргенса поощряли его на откровенность. Он выкладывал сейчас все, что уже с давних пор вынашивал в себе, не решаясь никому рассказать. Он не скрывал своих опасений относительно завтрашнего дня и считал, что пора произвести переоценку ценностей.

— Большая тройка сказала в Тегеране: «Никакая сила в мире не сможет помешать нам уничтожить германские армии на суше, их подводные лодки на море и разрушить их военные заводы с воздуха». Это, чорт возьми, не шутка! С этим нам уже приходится считаться. Теперь не август сорок первого года, а ноябрь сорок третьего. Меня больше всего поражает этот мопс Черчилль. Ведь он тоже поставил свою подпись под декларацией. Кого-кого, а уж его никак нельзя упрекнуть в том, что он симпатизирует большевикам. Черчилль — и вдруг повернулся лицом на восток!

— Это ничего не значит, — медленно проговорил Юргенс. — У Черчилля, насколько мне известно, два лица: одно смотрит на восток, другое на запад. Во всяком случае, это союзничек не из особенно надежных...

...Беседу Юргенса и Ашингера внимательно прослушал Ожогин, сидевший под полом. Она ему доставила удовольствие. Когда Ашингер покинул свояка, Ожогин выбрался через пекарню на свет божий и отправился домой спать.

В эту ночь Юргенс долго не мог заснуть. Он ворочался с боку на бок, подолгу, не мигая, смотрел на синюю ночную лампочку, стараясь утомить глаза, затем плотно сжимал веки, но ничего не получалось: сон не шел.

Его взволновали слова Ашингера. Но Юргенс уже разработал план действий. Он вытекал из его отношения к происходящему, вытекал из прошлого, которое было не совсем обычным.

В двадцать первом году, когда ему было двадцать пять лет, он впервые получил задание проникнуть в ряды германской коммунистической партии, стать провокатором. Он только что вернулся из русского плена, где пробыл три года. Он знал, кто такие коммуниста и чего они добиваются. Он ясно представил себе, что если коммунисты победят в Германии, то его отец не будет владеть двумя кинотеатрами и большим отелем в Берлине. Найдутся другие хозяева, какие нашлись в России. Юргенс понимал, что от него требуется. Но первые же шаги в роли провокатора принесли неудачу. Рабочие парни с завода Фаслера разоблачили его и жестоко избили. Затаив злобу, Юргенс бросился на юг, где назревали крупные события.

Там он впервые увидел подполковника Рема, начальника мюнхенской контрразведки. У него на побегушках находился будущий фюрер Германии, безвестный австрийский ефрейтор Адольф Шикльгрубер.

Рем являлся одновременно и начальником штурмовых отрядов.

Юргенс хорошо помнит темные ночи, когда он а подвале мюнхенского ресторанчика «Цум братвурстглекле» вместе с группой молодчиков слушал пылкие речи Рема, тайно мечтая стать штурмовиком.

В ряды штурмовиков его привели крупные разногласия с уголовным кодексом. Он увлекался национальной игрой в «стук». Один вечер стал поворотным в жизни Юргенса. Ударом кастета он уложил наповал партнера по игре и сильно прибил его подружку. Выручили штурмовики, — убитый был евреем.

Потом Юргенс стал нацистом. Это произошло после того, как он услышал тогда еще совсем неизвестного некому Гесса. Тот вопрошал собравшихся: «Разве вы действительно так слепы, что не видите, что только этот человек может быть той личностью, которая одна сможет повести необходимую борьбу!».

Гесс говорил о Гитлере.

Вслед за этим Юргенса опять постигла неудача. В двадцать третьем году с треском провалилась мюнхенская затея: Гитлер попал за решетку, Рем бежал в Боливию, а Юргенс оказался в Швейцарии. Но эмиграция продолжалась недолго И она помогла решить вопрос — кем быть? Все произошло до смешного просто. На восьмой день после приезда в Цюрих Юргенс познакомился с американцем Голдвассером, а на десятый день стал агентом американской разведки. Оказывается, янки хотели быть в курсе возни, происходившей вокруг Гинденбурга и Гитлера, а кто мог лучше штурмовика знать об этом...

В двадцать восьмом году Юргенс оказался на родине. При расставании Голдвассер порекомендовал ему стать тем, кем он был на самом деле. В таком виде он был больше приемлем для американской разведки.

Но время бежало, а главное — все менялось.

Юргенс понял, что между штурмовыми отрядами и охранными отрядами разгорается вражда. Коричневые и серые мундиры дрались, пока еще скрытно, но дрались. Возникла дилемма: куда податься?

У Юргенса оказался советчик. Это был приятель отца — Курт Далюге, в будущем полицейский генерал и фактотум Гиммлера. Юргенс послушался совета и пошел в охранный отряд. Как много раз после благодарил он в душе дальновидного Курта, толкнувшего его на этот путь!

Юргенс быстро понял, что охранные отряды, выросшие из штурмовых, не только охраняют фюрера и его ближайших друзей, но и зорко поглядывают за ними. Во главе охранных отрядов встал Гиммлер. В тридцать втором году Гиммлер на базе этих отрядов создал службу безопасности, и Юргенс, не колеблясь, пошел туда.

Юргенс был свидетелем упорной борьбы между двумя претендентами на руководство гестапо: Герингом и Гиммлером. Первый долгое время хозяйничал в Пруссии, второй был неограниченным хозяином остальной части Германии. Два «Г» готовы были перегрызть друг другу глотки. Трудно было предсказать, кто кого подомнет, а Курт Далюге предсказал. И оказался прав. Полновластным хозяином гестапо стал Гиммлер.

Тогда и Юргенс стал гестаповцем. Он работал некоторое время в отделе государственной измены и покушений на существующий строй, в тридцать четвертом году перебрался в отдел политических покушений, а затем в «СС».

Но тридцать четвертый год был отмечен не только переходом Юргенса из одного отдела в другой, а событиями более важными. Он принес приговор штурмовикам и грозному, всесильному Рему, и Штрассеру, и многим другим. Тридцатого июня Гитлер в Мюнхене, Геринг в Берлине и Гиммлер в Лихтефельде одним ударом расправились со штурмовиками.