Книга Отпущение грехов - Михаил Серегин

– Отпусти! – зарычал Исмаил. – Руки убери, я сказал!

– Мент! – выдохнул отец Василий.

– Где?!

– Вон, на дороге, с Лешкой говорит.

Исмаил осторожно выглянул из-за угла и тут же отпрянул назад.

– Вот гнида! – стиснул он зубы.

Они почти синхронно огляделись по сторонам. В сторону Волги пришлось бы мчаться по открытому полю.

– Нет! Я им так просто не сдамся! – медленно произнес Исмаил.

Отец Василий остановил взгляд на вплотную примыкающем к сараю курятнике и, поколебавшись пару секунд, нырнул внутрь.

– Ты куда?!

– Я, кажется, знаю, что надо делать, – пробормотал священник.

Вся задняя стенка курятника была собрана из тонкой, гнилой фанеры, и путей к отступлению было достаточно. Если что…

– Залезай! – высунул он голову. – Пересидим.

Мулла еще раз выглянул из-за угла, кинул тоскливый взгляд на отделяющее их от приволжских зарослей поле и со вздохом полез вслед за священником.

– Фу, вонь какая! – зажал он пальцами нос.

– Тише, Исмаил, – попросил отец Василий.

Они замерли и принялись ждать.

Лешка подошел быстро, минут через пять-шесть. Было слышно, как он охнул и, шурша по рассыпанной на земле соломе, обежал сарай кругом.

– Ну, и где твои подозреваемые? – сильным, глухим голосом спросил мужика кто-то невидимый.

– Бля, Макарыч! Сбежали, козлы! – прорыдал Лешка. – И крышу, гады, сломали!

– А ты не ошибся? – голос милиционера был настороженным и недовольным. – Это точно он?

– Точно, Макарыч! Точно! Когда это бичи от курева отказывались?! Кто второй, не знаю, а этот, здоровый, – точно он самый!

Священник похолодел и глянул на Исмаила. Тот изумленно пожал плечами. Выходило черт знает что. Мент искал не муллу, а попа! «Недооценил я Кузьменко!» – с горечью признал отец Василий.

– Ладно, Лешка, – тяжело вздохнул милиционер. – Я схожу начальству позвоню, а ты вокруг походи. Если что подозрительное заметишь, сразу ко мне, я до девяти буду в конторе. Понял?

Милиционер ушел, и Лешка, побродив и поматюгавшись вокруг сарая, прошел к дому и, хлопнув дверью, исчез. А священник посмотрел на Исмаила и тяжело задумался. Теперь он точно знал: надо звонить! Кровь из носу, а Карнаухову и Медведеву, а может быть, и самому губернатору, звонить придется.

– Ну, что делать будешь? – тихо спросил мулла. – Теперь вроде как и до тебя дошло?

– Есть у меня одна мыслишка, – тяжело оперся на тонкую фанерную стенку курятника священник. – Если ты, конечно, не сдрейфишь…

В полутьме курятника лица Исмаила видно не было, но по тому, как быстро он задышал, было ясно, что мулла снова гневается.

– Когда это я дрейфил? – зло спросил он.

– Давай здесь останемся, – почесав кудлатую голову, предложил отец Василий.

– Зачем? – оторопел Исмаил.

Такой поворот в мыслях священника был мулле непонятен. Он понимал, что ни о каком таком «красном петухе» этот недотепа и помыслить не может, но тогда что он задумал?

– Неужели тебе настоящей курятины не хочется? – широко улыбнулся отец Василий.

Конечно же, в первую очередь священник думал о телефоне в конторе. Но чем, кроме как курятиной, удержать все это время Исмаила от глупостей, он не знал.

До муллы начало доходить.

– Правильно! – восхищенно закивал он головой. – Я ему, козлу вонючему, всех кур вырежу! А заодно и поедим!

Это была необычайная по своей наглости идея. Но тем и была она хороша. Да и есть очень хотелось.

Они осторожно выползли из своего временного пристанища и тщательно, никуда не торопясь, огляделись. Солнце почти село, и улица, на которой стоял Лешкин дом, была на удивление пуста.

Дикой кошкой мулла скользнул к двери и осторожно потянул ее на себя. Дверь открылась. Поп решительно шагнул в темноту сеней, но тут же зацепил и уронил на пол дико загрохотавшее оцинкованное ведро.

– Кто там? – недовольно крикнул из комнат хозяин. – Ты, что ли, Макарыч?

Священник сдержанно кашлянул.

– Сейчас, подожди, а то ты еще мне что-нибудь уронишь, – вздохнул хозяин дома и, прошаркав к выходу, щелкнул выключателем и остолбенел.

Перед ним стоял дикий и грязный, заросший бородой до глаз тот самый невероятно огромный мужик, которого он четверть часа назад хотел сдать властям.

– А вот и я, – ласково произнес разбойник и, подняв огромный, пудовый, наверное, кулак, аккуратно двинул им точно меж глаз.

Лешка растерянно булькнул и с грохотом, собирая по пути в складки плетеную «ковровую» дорожку, откатился в противоположный конец комнаты.

* * *

Когда Лешка очнулся, две самые жирные курицы были уже забиты, варварски, вместе с кожей, ободраны и засунуты в огромную алюминиевую кастрюлю.

– Очнулась наша рыбка! – смешливо посмотрел на него громила. – Исмаил! Наша рыбка очнулась!

– Он еще не рыбка, – надвинулся на хозяина дома хищно затачивающий разделочный нож второй бандит. – Но рыбкой будет. Обещаю. – Он придвинулся к самой Лешкиной щеке и зловеще прошептал: – Потому что рыбки молчат. Вечно.

Из-под Лешки тут же потекло.

– Фу! Как неприлично! – поморщился здоровяк, схватил стул, к которому был привязан пленник, и вместе с ним отволок в соседнюю комнату. – Здесь испражняйся. Не порть аппетит.

Лешка затравленно повел глазами, но сделать ничего не мог. Ноги были надежно привязаны к ножкам стула, руки стянуты за спиной, а во рту – кляп из тошнотворно-грязной кухонной тряпки.

– Ты соль положил? – поитересовался священник.

– Конечно, – кивнул мулла и озабоченно захлопал дверцами шкафов. – Где тут у него перчик? Мало того, что стукач, так еще и перчика дома не держит! А-а, вот, нашел. Слышь, батюшка, за укропом свежим сгоняй!

– Молодого нашел? – иронично поднял бровь отец Василий. – Сам сгоняешь.

Наступил миг, когда курицы сварились, и они торжественно водрузили их на самые большие тарелки, какие нашлись, и сели за стол. В окна заглядывали звезды, слышался хруст тонких куриных костей, лаяли где-то далеко-далеко псы, раздавался напряженный, ритмичный звук работающих челюстей, здесь, в небольшой деревенской комнатке, были тихо, тепло и уютно… а курицы стремительно, как в старом, ускоренном кино подходили к концу.

– Что делать будем?

– Я позвонить должен, – отхлебнув душистого наваристого бульона, сказал отец Василий. – В область.

– Ты уверен, что надо? – на удивление спокойно спросил Исмаил. Наверное, потому, что был сыт.