Книга За гранью - Питер Робинсон

— И последнее, инспектор Кэббот.

— Да, сэр? — повернулась Энни.

Лицо Чамберса расплылось в самодовольной улыбке.

— Этот Бэнкс… Будьте с ним осторожны. У него репутация волокиты, иными словами, бабника, если, конечно, для вас это еще новость.

Выходя из кабинета, Энни чувствовала, как полыхают ее щеки.

Бэнкс проследовал за Мэгги Форрест в гостиную, отделанную темными деревянными панелями, на которых были развешаны задумчивые пейзажи в тяжелых золоченых рамах. Окна гостиной выходили на запад, и послеполуденные солнечные лучи отбрасывали на стены танцующие тени колыхавшейся под ветром листвы. Это была какая-то не женская комната — в костюмированных драмах Би-би-си в такие комнаты стремительно врываются увешанные оружием мужчины с сигарами, — и Бэнксу показалось, что это стесняет Мэгги. В воздухе висел запах табачного дыма, а в пепельнице красовались два потушенных окурка. Со вздохом облегчения Бэнкс закурил и протянул Мэгги пачку «Силк кат». Она взяла сигарету. Он посмотрел на девушку, сидевшую на диване: голова опущена, голые коленки плотно сдвинуты, на одной виднеется шрам — видимо, недавно упала; большой палец она держала во рту.

— Вы не собираетесь нас представить друг другу? — обратился к Мэгги Бэнкс.

— Я не знаю вашего имени.

— Бэнкс. Исполняющий обязанности старшего инспектора.

— Исполняющий обязанности старшего инспектора Бэнкс, а это Клэр Тос, моя соседка.

— Очень рад познакомиться с тобой, Клэр, — улыбнулся Бэнкс.

Клэр, бросив на него хмурый взгляд и буркнув: «Хелло», — вытащила из кармана блейзера смятую пачку «Эмбаси ригал» и присоединилась к взрослым курильщикам. Бэнкс понимал, что сейчас неподходящее время для лекции о вреде курения. По красным глазам девочки и высохшим на щеках дорожкам слез он понял, что она недавно плакала.

— Я вижу, у вас тут что-то произошло, — сказал он. — Не хотите рассказать мне об этом?

— Клер ходит в ту же школу, что и Кимберли Майерс, — ответила Мэгги. — Естественно, она очень переживает.

Черты лица Клэр заострились, взгляд механически перебегал с предмета на предмет. Она делала короткие, нервные затяжки, манерно поднося сигарету ко рту; затягиваясь, она сжимала сигарету губами, а потом снова перехватывала пальцами. Впрочем, она и не затягивалась, просто набирала в рот дым, а затем выпускала его клубами. Вероятно, ей хочется чувствовать себя взрослой, решил Бэнкс, хотя одному Богу известно, какие бурные подростковые страсти кипят сейчас в ее душе. Да, нравоучительную лекцию придется отложить. Он помнил, как трагически его дочь Трейси восприняла произошедшее несколько лет назад убийство Деборы Харрисон, девушки из Иствейла. Они даже и знакомы-то толком не были, происходили из разных социальных слоев, но были практически одногодками, несколько раз встречались и разговаривали. Бэнкс сначала попытался скрыть от Трейси правду, однако довольно скоро понял, что лучше все ей объяснить и успокоить. Дочери повезло, она через некоторое время пришла в себя. Другим это не удается.

— Ким была моей лучшей подругой, — сказала Клэр, — и я не уберегла ее.

— Почему ты винишь себя? — спросил Бэнкс.

Клэр стрельнула глазами в сторону Мэгги, словно спрашивая разрешения. Мэгги едва заметно кивнула.

А она привлекательная женщина, отметил про себя Бэнкс. Притягивает не внешность — нос у нее длинноват, и великоват подбородок, а, скорее, окружающая ее атмосфера доброты и интеллигентности. В ней чувствовалась некая сдержанная артистическая грация: даже пепел с сигареты, зажатой в крупной руке с длинными тонкими пальцами, она стряхивала элегантно.

— Я должна была быть с ней, — выпалила Клэр, — но меня с ней не было.

— Так вы были на танцах? — осведомился Бэнкс.

Клэр утвердительно кивнула и закусила губу.

— И ты видела там Кимберли?

— Ким. Я всегда звала ее Ким.

— Ну хорошо, пусть будет Ким. Ты видела Ким?

— Мы пошли туда вместе. Это недалеко от дома. Всего-то перейти круговую развязку и пройти немного по Таун-стрит, а потом мимо поля для регби.

— Я знаю это место, — кивнул головой Бэнкс. — Итак, вы вместе отправились на танцы.

— Да, но там… там…

— Не торопись, — попросил ее Бэнкс, видя, что девочка вот-вот снова заплачет.

Клэр сделала последнюю затяжку и загасила сигарету, придавив ее в пепельнице. Она не совсем еще овладела этим приемом — окурок продолжал дымить.

— Мы собирались и домой вместе идти. Вы же знаете, все сейчас говорят… и по радио, и по телевизору тоже, и мой папа говорил об этом… ну, что надо быть осторожнее и не ходить поодиночке.

Бэнкс знал. Более того, он и настоял на как можно более широком распространении этого предупреждения. Грань между осторожностью и паникой очень тонка, а он намерен был предотвратить повсеместное распространение паранойи, которую в начале восьмидесятых породил и многие годы подпитывал своими действиями Йоркширский Потрошитель. Поэтому он полагал своей задачей ясно и толково объяснить, что молодые женщины должны с наступлением темноты быть особенно внимательны. Однако вышла ли польза от его стараний? Путем кратковременного введения «комендантского часа» людей к осторожности не приучишь.

— Так что произошло, Клэр? Ты потеряла Ким из виду?

— Нет, все было не так. В смысле, не совсем так. Ну как вы не понимаете…

— Так помоги нам понять, Клэр, — взяв девушку за руку, попросила Мэгги. — Мы хотим понять.

— Я должна была остаться с ней.

— И почему не осталась? — спросил Бэнкс. — Вы что, повздорили?

Клэр ненадолго замолчала, отведя глаза в сторону.

— Нет, это из-за одного мальчика, — призналась наконец она.

— Ким была с мальчиком?!

— Нет. Я была с мальчиком. Я. — Слезы ручьями полились по щекам Клэр, но она продолжала: — С Ники Галлахером. Мы с ним уже несколько недель переглядывались, а тут он спросил, приду ли я на танцы. Ну вот, мы там встретились, а он и говорит: «Разреши проводить тебя домой». Ким собиралась уйти еще до одиннадцати, ей родители не разрешали позже задерживаться. Я обычно всегда с ней ходила, но Ники… он попросил меня остаться на медленный танец… и я подумала, что кругом полно народу…

Тут она снова залилась слезами и уткнулась головой в плечо Мэгги.

Бэнкс глубоко вздохнул. Боль, вина и печаль, которые испытывала Клэр, были настолько неподдельны и естественны, что они буквально обрушились на него, как волны, сдавив грудь и затруднив дыхание. Мэгги гладила девочку по волосам, стараясь успокоить, но Клэр, казалось, ничего не воспринимала. Наконец, выплакав все слезы, она высморкалась в бумажный платочек.

— Мне так стыдно, — с трудом произнесла она. — Ужасно стыдно! Я бы что угодно отдала, чтобы тот вечер повторился… тогда бы я все по-другому сделала. Ненавижу этого Ники Галлахера!