Книга Абонент недоступен - Фридрих Незнанский

– Очень интересно, – кивал Гордеев. – Очень интересно.

– Для покрытия такой территории, как Москва, достаточно подвесить три-четыре таких дирижабля-цеппелина.

– Что это дает?

– Не догадываешься? Обвальное удешевление абонентской платы до уровня – а то и ниже – платы за обычный проводной телефон общего пользования.

– Надо же!

– Или вот еще одно преимущество: дирижабли можно вешать в любой точке земного шара, где угодно и в каком хочешь количестве за относительно смехотворные бабки, особенно по сравнению с затратами на прокладывание телефонных кабелей. Если этот проект осуществится, это позволит покрыть сетью сотовых коммуникаций все так называемые «глухие» зоны, где содержать наземные радиостанции экономически нецелесообразно да и не позволяет естественно-природный характер местности.

– То есть?

– Ну, например, в горах, в открытом море, в тайге, в районе нефтедобычи, где уже сегодня острая потребность в мобильной связи назрела и встала ребром. Можно сказать, что тайга до сих слабо освоена человеком именно из-за отсутствия быстрой связи с центрами продвинутых цивилизаций.

– А ЦЕСС позволяет такую связь наладить? Прямо посреди тайги?

– ЦЕСС позволяет ее наладить в считанные часы после поступления заказа. Ведь дирижабли в режиме пилотирования можно перемещать по горизонтали на какие угодно расстояния.

– Получается, что ЦЕСС – это самый настоящий эволюционный прорыв? Так надо полагать?

– Да, именно так. К тому же ЦЕСС, после широкого введения в эксплуатацию, моментально выводит сотовый телефон из разряда дорогих игрушек для новых русских. ЦЕСС позволяет иметь мобильник всем, кто в том нуждается, начиная с полугрудных детей и кончая немощными пенсионерами. И тогда прощай проводной телефон общего пользования, как распрощалось человечество с черно-белым телевидением! – закончил Алик свою маленькую, полную страсти речь, с трудом переводя дух.

– Скажи, Алик, как ты думаешь, кому выгодна смерть Волкова? – спросил Гордеев. – Проскурцу? Или кому-то еще?

– Проскурцу? Нет, я так не думаю. Хотя по всем статьям Проскурцу-огурцу само собой эта смерть была выгодна.

– Почему ты так думаешь?

– Так у него же Волков всю дорогу клянчил свои собственные бабки, а Проскурец зажимал. Об этом все знают. Правда, Волков в последнее время хотел взять Проскурца и всю «Интерсвязь» в долю.

– Да? А мне Проскурец от этом ничего не говорил.

– Да он об этом и сам не знает. Владимир Сергеевич собирался ему это предложить в день своей смерти, когда он ехал, точнее, собирался ехать к нему на встречу. Он собирался привезти его сюда и показать все, что мы успели сделать. В смысле, показать весь принцип работы ЦЕСС. Он даже хотел предложить переименовать ЦЕСС в ПРОЦЕСС.

– В ПРОЦЕСС? Почему?

– Не догадываешься?

– Нет.

– ПРОскурец плюс ЦЕСС.

– Ага, точно.

– Ну, понимаешь, почему, да?

– Примерно – да.

– Чтобы подкинуть леща и таким нехитрым образом умилостивить богов, как выражался ВВС.

– ВВС? Кто это?

– Волков Владимир Сергеевич. Сокращенно – ВВС. Он оттого и ушел из «Интерсвязи», что Проскурец идею ЦЕСС воспринял как полный бред и похерил начисто.

– Выходит, Волкову пришлось начинать все с самого начала?

– Выходит, именно так. С нуля.

– Снова с нуля, – задумчиво пробормотал Гордеев. – Как в девяносто первом.

– Ну да. А когда с бабками у нас наступил полный голяк, я даже было подумывал взяться за старое и грабануть по сети какой-нибудь крупный банк, как тогда с Левиным. Я считал, что на этот раз игра стоила бы свеч. Но Волков запретил мне даже думать об этом. И сказал, что он сам без малого банк, что у него в бумагах почти двести миллионов. Только сначала их нужно как-то забрать.

– А почему он не предложил ЦЕСС каким-нибудь западным инвесторам?

– Почему же? Была такая мысль. Но инвесторы точно так же, как и Проскурец, крутили пальцем у виска, точно так же говорили – бред, нонсенс, научная фантастика. А все потому, что идея была максимально проста. Все думали, если все так просто, то почему же ничего подобного нигде еще не появилось. Многим просто не нравились цеппелины, для них они ассоциировались с чем-то крайне архаичным, отжившим свое.

– Странно. А ведь все гениальное – именно просто, как веник.

– Еще проще, – поправил Алик. – Веник – это уже почти восьмой «Пентиум».

Все трое, схватившись за животы, заржали как кони.

По дороге в Москву Гордеев спросил Дениса:

– А почему Алик до сих пор живет в такой глуши, а не переберется в Москву?

– А на кой черт она ему сдалась, эта Москва?

– Ну как на кой? Ему здесь уготовано более достойное место. Тем более после встречи с Пашкевичем все преследования для него теперь закончились, можно сказать, полностью.

– Ты серьезно думаешь, что ему в Москве будет лучше?

– Да. А разве не так?

– Я так не думаю. И Алик особенно так не думает.

– Ну почему? Ведь в Москве он бы и зарабатывал намного больше.

– Он хакер. А современный хакер предпочитает действовать в одиночку. А в Москве ему бы пришлось жить по корпоративным правилам.

– Хакер? Но он же завязал!

Денис улыбнулся:

– У тебя превратное представление о хакерах. Хакер – не совсем тот, о ком ты думаешь. Да и не только ты. Девяносто процентов населения страны считает, что хакер – это какой-то поганец, типа Левина или подобного ему Митника. Абсурдно ставить знак равенства между компьютерной преступностью и хакерством. Но именно это в наших средствах массовой информации и делается, причем чуть ли не ежедневно. Откроешь любую газету, непременно нарвешься на материал о компьютерных взломщиках. Включаешь «ящик» – то же самое. Но все эти публикации, все эти эффектные истории не дают и никогда не давали полной картины этого явления. Для них сенсационность компьютерных преступлений оказалась золотой жилой. Броские заголовки, вольная трактовка милицейских протоколов, заумные размышления социологов привели к тому, к чему привели – к формированию и утверждению в общественном сознании нового штампа: хакер – действующее лицо всех преступлений, связанных с компьютерами. К тому же основными источниками служат показания пойманных настоящих преступников, заметь, не хакеров.

– А кого же?

– Хакер в своих действиях стремится максимально придерживаться этических норм программиста.

– Неужели такие нормы в действительности существуют?

– Представь себе, существуют. И красной нитью там проходит общеизвестное «Не навреди!». Просто так случилось, что образ жизни хакера не вписывается в общепринятые стереотипы. Он, как правило, аполитичен и является атеистом. Увлекается идеями левого или анархистского толка. Не любит оказываться на виду, поэтому склонен к анонимности. Выходит на связь чаще всего посредством модемного подключения или, как ты сегодня видел, с помощью спутниковых каналов.