Книга Поздний звонок - Леонид Абрамович Юзефович

Свечников был в курсе этих идей, которые она обычно излагала ему в постели, прежде чем разрешала до себя дотронуться. Перед соитием он еще находил в них зерно истины, но после они теряли для него всякий интерес.

Гомаранисты считали, что название государства не должно быть связано с какой-то одной из проживающих в нем наций, даже если эта нация составляет большинство, и давно предлагали переименовать Россию в Петербургрению, Францию – в Паризрению, Польшу – в Варсовландиюх У них был составлен список тех стран, где возможны революционные потрясения из-за их не соответствующих духу времени названий. Образцом для подражания выставлялись Австрия, Австралия, Соединенные Штаты Америки и еще какие-то выморочные государства типа Перу. Это, разумеется, тоже было половинчатое решение, всего лишь переходный этап на пути к идеалу, но все-таки петербургренец или варсовландец находились ближе к гомарано, чем русский, поляк или даже еврей.

– Вчера ты стояла возле аппарата, а потом я тебя там не видел. Где ты была, когда этот курсант начал стрелять? – спросил Свечников.

– Ушла в конец зала.

– Зачем?

– Было душно, а там открыли окно.

– Тебе не показалось, что стреляли из двух разных мест?

– Нет, – не сразу ответила Ида Лазаревна. – А что?

– Ничего. Нет, так нет.

– А тебе не показалось, что от нее пахло мукой? – в свою очередь поинтересовалась она с той хорошо знакомой Свечникову интонацией, которая ничего хорошего не предвещала.

– От кого? – не понял он.

– От Казарозы.

– Почему от нее должно пахнуть мукой?

– Певицы никогда не моют голову. Малейшая простуда, и тембр голоса уже не тот. Они волосы посыпают мукой, а потом вычесывают ее вместе с грязью.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Я заметила, как ты вчера на нее смотрел. Ты мне рассказывал, что когда-то она произвела на тебя впечатление, но я не думала, что настолько сильное. Я, грешным делом, ей позавидовала. На меня ты тоже иногда смотрел такими глазами, но только на голую, и то не совсем так. Чем она тебя пленила?

– Перестань, – попросил Свечников.

– Я, – не вняла его просьбе Ида Лазаревна, – обратила внимание, у нее изумительно тонкие длинные пальцы. Конечно, очень красиво, но должна тебе заметить: если у женщины длинные пальцы на руках, такие же у нее и на ногах. А это уже не столь привлекательно.

– Я тебя прошу, прекрати!

– С волосами та же история, – невозмутимо продолжала она. – Если их много на голове и они пышные, то под мышками и на лобке заросли тоже дай бог. Как у меня. Тебе ведь это не нравилось, правда?

Свечников резко встал и плечом задел полочку с книгами. Они посыпались на пол, среди них что-то упало с коротким железным стуком. Ида Лазаревна быстро нагнулась, но он ее опередил. За книгами был спрятан маленький пистолет без кобуры.

У курсантского нагана калибр семь шестьдесят два, у этого – явно меньше. Свечников выдвинул из рукояти обойму, в которой не доставало одного патрона, и с пистолетом в руке повернулся к притихшей Иде Лазаревне.

– Твой?

– Теперь мой.

– А был чей?

– Не знаю.

– Ты же ненавидишь солдат, войну, оружие. Откуда он у тебя?

– Нашла.

– Вот как?

– Честное слово, Коля, я его нашла! Вчера после того, как тебя увели, зашла во двор училища, и он там валялся.

– Что тебе понадобилось во дворе?

– Всё нужно объяснять? Сам не догадываешься?

– Нет. Чего тебя туда понесло?

– Решила зайти в Особый Отдел.

– Не понял.

– Ну, в два нулика. Если считать нули за буквы «о», по первым буквам получается Особый Отдел, как в Чека. В училище уборная не работает, а во дворе есть будка. Мне срочно нужно было сделать пи-пи.

– Что ли, до дому дотерпеть не могла? Тут ходу пять минут.

– Не могла, – строго сказала Ида Лазаревна.

– Хорошо, – с усилием смирил себя Свечников. – Значит, нашла ты этот пистолет, принесла домой. Предположим, я тебе верю. Но зачем ты его спрятала?

– Так. На всякий случай.

– Кого-нибудь застрелить?

– Самой застрелиться.

– Здрасте! Из-за чего?

– Не из-за тебя, не думай.

Ида Лазаревна снова села на кровать.

– Что ты вообще обо мне знаешь! Думаешь, если я с тобой спала, ты знаешь обо мне всё?

– Я так не думаю.

– Думаешь, думаешь. Все вы так думаете. По-вашему, главная тайна у женщины – между ног. Побываешь там, и всё с ней понятно.

Свечников знал, в такие моменты лучше не прерывать ее, а дать ей выговориться. Поигрывая пистолетом, чтобы она о нем все-таки не забывала и не слишком далеко уклонялась от темы, он молча ждал продолжения.

– Однажды я уже хотела покончить с собой. Когда убили моего жениха, – сказала она, отворачиваясь к окну.

Там зеленели грядки школьного огорода, сбоку маячила знакомая фигура в черной кепке. Этого малого Свечников заприметил еще возле гортеатра, но тогда кепка на нем была белая, парусиновая. При старом режиме уличные филеры носили с собой два-три головных убора и время от времени меняли один на другой, чтобы не задерживать на себе внимание наблюдаемого. Теперь это средство применяли в борьбе с контрреволюцией. С врагом приходилось сражаться его же оружием, а к тому, что под наружное наблюдение попал он сам, Свечников отнесся с пониманием. Караваев с Нейманом имели право не доверять ему и установить за ним слежку. На их месте он повел бы себя так же.

– Знаешь песню «Ночь порвет наболевшие нити»? – спросила Ида Лазаревна.

– Нет.

– Странно. В пятнадцатом году это была самая популярная песня. У нас в соседнем доме был ресторан, ее там за вечер исполняли на бис раз двадцать.

Из груды упавших с полки книг она извлекла толстую тетрадь. На обложке сохраняла остатки былого блеска наклеенная на дерматин переводная картинка с двумя милующимися голубками. Самка держала в клюве зеленую веточку, а самец тянулся к ней, делая вид, будто именно веточка его и привлекает, а вовсе не клювик партнерши. Ида Лазаревна при ее эмансипированности тоже требовала от Свечникова соблюдать правила этой древней игры.

Нужная страница отыскалась быстро. Взяв тетрадь, он узнал ее почерк и прочел:

Ночь порвет наболевшие нити,

Вряд ли я доживу до утра.

Напишите, прошу, напишите,

Напишите два слова, сестра!

Напишите, что мальчика Вову

Я целую, как только могу,