Книга Карантин - Джеймс Фелан

– Знаю, что не я первый говорю об этом. – Том не слушал, мои слова потонули на фоне его раскатистого баса. – Только что, если вы ошибаетесь? Что, если нельзя пережидать? Если каждая минута промедления грозит смертью?

– Мы выслушали тебя, спасибо. Теперь мы сами решим.

– Я должен сказать вам еще кое о чем.

– Должен?

– Я обещал вашей дочери.

Том посмотрел мимо меня на Пейдж.

– Папа, выслушай его, пожалуйста.

– Мне не важно, будете вы меня слушать или нет, – сказал я. Я стоял рядом с Томом, во главе стола, поэтому все присутствующие все равно услышали бы каждое мое слово. На противоположном конце стола сидел Даниэль, и его сторонники очень внимательно смотрели на меня.

– Вы все вольны делать, что угодно, и самостоятельно решать собственную судьбу. Но я хочу, чтобы вы знали то, что знаю я: это поможет вам принять верное решение.

Большинство взрослых закивало в знак согласия.

– Как и вы, я в городе с первого дня атаки. Как и вы, я прошел через ад. А еще, я встретил военных. И один из них советовал мне уходить на север, если получится. Он сказал, что здесь станет хуже. Он оказался прав: здесь действительно стало хуже.

За столом пронесся одобрительный гул.

– Спасибо, а теперь… – вмешался Том.

– Это не все…

Том снова перебил меня:

– Спасибо, мальчик. Молодец.

– Дай ему сказать, – донесся голос Даниэля, и все взгляды снова обратились на меня, и, конечно, Том это прекрасно видел.

– Что еще, Джесс? – спросил он.

– Военные нашли на Манхэттене ракету, и когда вывозили ее, их атаковал американский беспилотный самолет, – быстро заговорил я. Гул смолк: меня слушали, ждали продолжения. – Американский беспилотный самолет, так называемый дрон, атаковал американских граждан на территории США. Он выстрелил в кузов грузовика, и ракета, которая там лежала, сработала. Произошел очень сильный взрыв.

Я взглянул на слушателей и с удивлением увидел, что абсолютно все они слушали так же внимательно, как Даниэль: боялись упустить любую мелочь.

– При взрыве выделился вирус.

Заерзали стулья. Наверное, кто–то испугался, поддался непроизвольному желанию отодвинуться от меня.

– Я знаю, мой друг Калеб рассказал вам, что в северном направлении можно уйти из города, что есть дорога. Мой друг Калеб. – Судя по лицам, почти все вспомнили его. – Той ночью Калеб был на улице со мной. Он оказался ближе к очагу взрыва.

– Боже мой! – вскрикнула пожилая женщина.

– Он… Он заразился. Он заразился, и из–за того, что был слишком близко, стал одним из тех, которые…которые нападают. – Старушка снова вскрикнула. Люди зашептались, послышались всхлипы. – Он ушел. Я не знаю, где он сейчас. – Я смотрел прямо Тому в глаза. – Если подвернется случай, он нападет на любого из вас и выпьет кровь. Он нападет на меня, если подвернется случай. – В столовой стало очень тихо. – Вот и все. Вот, что я видел. Далеко не в последнюю очередь из–за этого я хочу уйти. – Я внимательно посмотрел на сидящих, задерживая взгляд на каждом лице: теперь они знали правду. – Если есть хоть один шанс уйти отсюда, с этого острова, из этого города, я во что бы то ни стало, воспользуюсь им. Пусть это будет водный туннель, который разведал Боб, пусть это будет что–то другое, но я уйду. Уйду без вопросов и сомнений. Может, лучше не станет. Может, я погибну из–за этого, но по–другому нельзя. Что бы ни ждало меня впереди, я свой выбор сделал.

В наступившей тишине было слышно, как дышат люди. А мне казалось, что сам я не дышу, боюсь сделать даже вдох. Я знал, какие слова произнесу следующими – потому что уже говорил их Пейдж, говорил их всем, кто готов был слушать. Правда, от этого ничего не менялось, но мне все равно нравилось, что они как будто что–то значили для тех, кто слышал их впервые. И я сам получал право на надежду.

– Ваше решение зависит только от вас. Полагайтесь на зов сердца, на доводы разума, на смелость, на что угодно. А я просто хочу домой.

15

– Пойдем, – позвала Пейдж, – найдем спокойное место.

– После тебя, – согласился я и зашел за ней в бывший офис. Мы сели за стол, и Пейдж зажгла между нами свечу. В столовой все еще гудели разговоры, но слов было не разобрать.

– Как твоя голова?

– Отлично. Спасибо.

– А рука?

– Пока не отвалилась.

Пейдж засмеялась.

– Спасибо, что позаботилась о моих травмах.

– Мне не трудно. Спасибо, что поговорил с ними.

Пейдж предложила выпить водки с апельсиновым соком, но я остался верен кока–коле. Второй коктейль подействовал на девушку: она сменила позу, стала по–другому смотреть на меня, вытянула под столом ногу и коснулась моей.

– Если завтра выдвигаться, то я должен буду уйти вперед, забрать Фелисити и Рейчел…

– Ага…

Она положила подбородок на лодочку из переплетенных пальцев рук и сидела, глядя в темноту.

– Что–то не так?

– Ты говорил, что я должна оставаться с отцом и Одри?

– Да. Именно.

– Ты по–прежнему так считаешь, несмотря ни на что?

– Ты сама должна решить.

– Но ведь ты считаешь именно так?

Я прикусил губу. Пейдж пристально смотрела на меня, но я лишь пожал плечами.

– Да, я так считаю, – признался я. – Тем более, разве они не заставят тебя остаться?

– Они не могут меня заставить, – сказала она, допивая. – Я сама…

Я приложил палец ей к губам, и она будто забыла, о чем говорила.

– Подумаешь об этом завтра утром, а сейчас – забудь. Давай дождемся Боба, послушаем, что он скажет. Посмотрим, какое решение примет твой отец.

Глядя в пол, Пейдж проговорила:

– Если мы разделимся, я хочу быть с тобой, куда бы ты ни направился.

Такая вера в меня, в мои силы и возможности очень трогала, но совесть и здравый смысл говорили, что нужно переубедить Пейдж. Нельзя разделять ее с родителями. И что теперь делать? Уговаривать ее остаться? Через силу я сказал:

– Послушай, мне кажется, если твои родители не захотят уходить, тебе, наверное, будет лучше остаться с ними…

– Джесс, я хочу быть там, где ты.

Я проглотил комок в горле.

– Пейдж…

– Я пойду за тобой и говори, что хочешь. – Она пристально смотрела на меня.

– Ты сама пожалеешь, если оставишь их. Здесь тихо. Место надежно защищено. Я буду спокоен за тебя. Зараженные до тебя не доберутся.

– А здоровые – вполне.

Сложно было спорить с этим. Я вообще чувствовал себя по–дурацки, внушая ей, как здесь безопасно.