Книга Испытание воли - Чарлз Тодд

— Джордж Миллер, ты слишком туго натягиваешь поводок, — сказала Кэтрин, но мальчик бросил на нее испуганный взгляд и натянул веревку еще сильнее. Собака дружелюбно последовала за ним, и Кэтрин сердито вздохнула. Потом она увидела Дэниела Хикема, выходящего из полуразрушенного дома за кузницей.

Аппер-Стритем был слеп к профессии двух женщин, занимавших этот дом, покуда они вели себя достойно в других местах. Шептались, что они хорошо зарабатывали своим ремеслом. Кэтрин однажды пыталась нанять старшую, с черными волосами и глазами цвета моря, чтобы она позировала для портрета увядшей куртизанки, но та с гневом отвергла предложение.

— Мне не нравится, что вы рисуете. У меня есть гордость, мисс Тэррант, и я скорее буду голодать, чем возьму деньги у кого-нибудь вроде вас.

Слова были обидными. Кэтрин отправилась за моделью в Лондон, но спустя три недели отвергла идею портрета, так как образ ускользал от нее. Лицо на холсте казалось насмешливым, цвета и мазки — лишенными души.

Притворяясь, что осматривает шину, Кэтрин подождала, пока Хикем исчезнет в тени, отбрасываемой боярышником. Потом не торопясь поехала следом за ним, дабы никто не заподозрил, что она собирается сделать.

— Чье это ружье? — спросил Ратлидж, глядя в лицо Мейверсу. — Ваше?

— Какое ружье?

— Которое за вами, — резко сказал Ратлидж, не намеренный подыгрывать бойкому собеседнику.

Почему Форрест не нашел дробовик? Если Мейверс был подозреваемым, значит, в случае надобности инспектор мог получить ордер на его арест.

— Что, если мое? — воинственно отозвался Мейверс. — Я имею на него право, если оно оставлено по завещанию.

— Чьему завещанию?

— Мистера Давенанта.

Ратлидж пересек комнату и осмотрел дробовик. Из него недавно стреляли, но когда именно? Три дня назад? Неделю? Как и все остальное в коттедже, ружье было в скверном состоянии — приклад исцарапан, дуло в ржавчине, но казенная часть была хорошо смазана, как если бы Мейверс не чуждался браконьерства.

— Почему он оставил ружье вам?

Последовала краткая пауза, после которой Мейверс ответил чуть менее резко:

— Думаю, он имел в виду моего отца. Отец когда-то был егерем, и в завещании мистера Давенанта говорилось: «Я оставляю старый дробовик Берту Мейверсу, который охотится на птиц лучше любого из нас». Тогда отец уже умер, но завещание не изменили, и миссис Давенант передала ружье мне, сказав, что таково было желание ее мужа. Нотариус из Лондона не был удовлетворен, но ведь в завещании не говорилось, какой Берт Мейверс имеется в виду — живой или мертвый?

— Когда из него стреляли последний раз?

— Откуда я знаю? Да и какая мне разница? Дверь всегда открыта — любой может сюда войти. Здесь нечего красть — разве только моих цыплят. Или кому-нибудь спешно понадобился бы дробовик. — Его голос снова стал скверным. — Вы не можете утверждать, что я его использовал, верно? У меня есть свидетели!

— Так все говорят. Но ружье я заберу, если вы не возражаете.

— Сначала выдайте бумагу с гарантией, что вернете назад.

Ратлидж вырвал листок из записной книжки, нацарапал на нем фразу, поставил подпись под злобным взглядом Мейверса. После его ухода Мейверс аккуратно сложил листок и положил его в металлическую коробочку на каминной полке.

Инспектор Форрест ждал их в коттедже рядом с лавкой зеленщика, который служил полицейским участком Аппер-Стритема. Здесь были маленькая прихожая, пара кабинетов и еще одна комната позади, используемая как тюремная камера. В ней редко находились серьезные правонарушители. В основном пьяницы и буяны, избившие жену, или мелкие воришки. Камера тем не менее обладала тяжелым, почти средневековым замком с большим железным ключом, висевшим рядом на гвозде. Мебель в участке была старой, краска на стенах пожухла, цвет ковра на полу неопределенный, но помещения безукоризненно чистые.

Склонившись над столом, чтобы обменяться рукопожатиями, Форрест представился Ратлиджу и сказал:

— Простите мне сегодняшнее утро. Трое мертвых в Лоуэр-Стритеме, еще один в критическом состоянии, двое серьезно ранены и полдеревни в панике. Я не хотел уезжать оттуда, пока ситуация немного не успокоится. Надеюсь, сержант Дейвис сообщил вам все, что вы хотели знать. — Увидев дробовик в руке Ратлиджа, он спросил: — Что это такое?

— Берт Мейверс говорит, что ружье оставлено ему по завещанию, вернее, его отцу.

— Господи, совсем забыл! И миссис Давенант тоже об этом не упомянула, когда я приходил к ней насчет итальянских ружей ее мужа. Уже прошли годы… — Лицо Форреста выражало вину и досаду.

— Вероятно, мы не можем доказать, что это орудие убийства, но я готов держать пари, что это так.

Потянувшись к дробовику, Форрест произнес с внезапным энтузиазмом:

— Думаете, его использовал Мейверс?

— Если так, то почему ему не хватило мозгов спрятать его подальше?

— С Мейверсом никогда ничего не знаешь. Все, что он делает, не имеет особого смысла. — Форрест тщательно обследовал дробовик, как если бы ожидал от него признания. — Да, из него стреляли, но неизвестно когда. Все же…

— Все утверждают, что он был на рыночной площади все утро. Это правда?

— К сожалению, похоже на то. — Форрест порылся в среднем ящике стола и сказал: — Вот список людей, с которыми я говорил. Можете взглянуть на него.

Ратлидж взял лист бумаги, исписанный аккуратным почерком, на котором увидел почти две дюжины имен. Большинство были ему незнакомы, но среди них числились миссис Давенант, Ройстон и Кэтрин Тэррант.

— Каждый из этих людей слышал, как Мейверс разглагольствовал, — продолжал Форрест. — Он достал всех. Хотя лавочники были слишком заняты, чтобы обращать на него внимание, они помнят, что он молол обычную чепуху и их клиенты комментировали ее. Сложив все вместе, можно понять, что Мейверс прибыл на рыночную площадь рано и оставался там практически все утро. — Он потер виски и указал на два дубовых стула с плетеными спинками по другую сторону стола. — Садитесь.

Ратлидж покачал головой:

— Я должен найти Дэниела Хикема.

— Уверен, вы не намереваетесь принимать его заявления всерьез? — спросил инспектор Форрест. — Должны быть более веские доказательства, чем болтовня Хикема!

Он видел, что человек из Лондона недоволен, и внезапно забеспокоился. «У вас нет терпения и энергии для тщательного расследования? — думал он. — Вы хотите получить легкий ответ и вернуться к лондонскому комфорту. Вот почему Ярд прислал вас — чтобы замести всю грязь под ковер. И это моя вина…»

— Я не буду этого знать, пока не поговорю с ним, не так ли?

— Половину времени он не в состоянии сказать, какой сейчас день недели, а тем более откуда он пришел, прежде чем вы наткнулись на него, и куда направляется. У него в голове каша. Жаль, что он не погиб от разрыва бомбы, — в таком состоянии от него никакого толку ни ему самому, ни другим.