Книга Шерлок Холмс. Дыхание бога - Гай Адамс

Не сбегать ли за саквояжем?.. Пока я раздумываю, половина пассажиров в вагоне-ресторане подвергаются спиритической атаке. Они умолкают, их головы откидываются назад, и между ними медленно формируются эктоплазменные мосты. Тягучие нити образуют каналы для передачи жизненной силы атакованных пассажиров тому, что желает о себе заявить.

Я вижу, что Ватсон намерен перерезать десертным ножом одну из нитей эктоплазмы. Господи, спаси меня от любителей!..

— Не трогайте это! — Я встаю, чтобы призвать всех пассажиров к осторожности. — Никто из вас не должен это трогать!.. Делайте, что я говорю, сохраняйте спокойствие, и у нас будет шанс освободиться.

— А кто вы такой? — Ватсон раздражён.

— Эксперт, — коротко отвечаю я. — Томас Карнакки.

Боковым зрением я замечаю неугомонную старушку (это из-за неё я чуть не опоздал на поезд). Она тянется рукой к нитям эктоплазмы, выходящим изо рта её компаньона.

— Я сказал — не трогайте!

Но уже поздно: пальцы нарушили тонкий канал связи.

Мужчину, сидевшего напротив старушки, начинает трясти — это силы за пределами вагона пытаются восстановить потерянную связь. Эктоплазма вибрирует и петлёй охватывает шею несчастного. Он на секунду приходит в себя, крик ужаса вырывается из горла, и беднягу резко подбрасывает вверх. Нити эктоплазмы наматываются на тело мужчины, вращая его под потолком вагона. Раздаётся слабый треск: это душа покидает тело, служившее ей домом. Опустошённая оболочка падает на стол, опрокидывая кофейник, а эктоплазма заглатывает душу своей жертвы. Нить раздувается, продвигая добычу всё дальше, и это зрелище напоминает мне питона, поймавшего кролика.

Старушка вопит от ужаса и падает в обморок. И слава богу…

— Надеюсь, теперь мне не надо повторять? — говорю я. — Если вы к этому прикоснётесь, вы убьёте того, к кому эти нити ведут. Не двигайтесь, если не хотите привлечь к себе внимание и тоже лишиться жизни. Не разговаривайте, потому что я пытаюсь сконцентрироваться. Я ваш единственный шанс выйти из поезда живыми, так что проявите уважение.

— Невыносимый человек, — бормочет себе под нос Ватсон.

Мне остаётся только улыбнуться: полагаю, доктор смягчится, когда я разберусь со всем этим.

Вагон слегка потряхивает, но я не могу определить, что служит причиной — нечто находящееся снаружи вагона или неровные стыки рельс. За окнами темно, и чем дольше я в них вглядываюсь, тем больше убеждаюсь: эта темнота не следствие наступившего вечера. Окна непроглядно-чёрные: не видно ни огней городов, ни звёзд. Я даже начинаю сомневаться в существовании внешнего мира за стенами вагона-ресторана.

— Сейчас я пойду по вагону…

Наверное, мне следует информировать пассажиров о своих действиях, чтобы они не поддались панике и не побежали, — иначе гибель неминуема.

Сеть из нитей эктоплазмы постепенно приходит в движение. Вся эта желатиновая конструкция плавно покачивается, подобно змеям, танцующим под дудочку заклинателя.

Теперь я говорю почти шёпотом:

— Оно знает о моем присутствии, однако, если я буду двигаться тихо, не нападёт на меня. Оно только что насытилось, но стоит как-то себя проявить — и аппетит может проснуться. Прошу вас всех, не возбуждайте его больше.

Очень медленно, не отрывая подошвы от ковра, я пробираюсь вперёд и наконец оказываюсь рядом с дверью, ведущей в соседний вагон. За спиной раздаётся чей-то робкий голос:

— Вы уходите?

Спрашивает женщина, сидящая рядом со своим окутанным эктоплазмой мужем.

— Мне надо посмотреть, что за дверью. Сидите тихо и ждите.

— Вы!.. Вы убегаете! — кричит дама и поднимается с места.

Эктоплазма приходит в движение и образует толстые щупальца. Щупальца хватают женщину за руки и щиколотки и тянут её к потолку.

— Карнакки! — восклицает Ватсон. Как человек героического типа, он не может оставаться в стороне, когда даме угрожает опасность. — Сделайте что-нибудь!

Он тоже встаёт, и я понимаю, что больше не контролирую всех этих людей. Преодолев последние два фута, я рывком открываю дверь. Теперь сеть из нитей эктоплазмы переключила своё внимание на меня — я чувствую её спиной и затылком. В любую секунду она может до меня дотянуться, и тогда конец.

За дверью именно то, чего я так боялся. Пустота. Беспредельная тьма. Но назад пути нет, и я делаю шаг за дверь.

Ухватившись за небольшую лестницу слева, я забираюсь на крышу вагона. Отрезанный от остального состава и пребывающий в какой-то иной реальности, вагон с грохотом раскачивается, будто ещё хранит воспоминания о рельсах, и мне с трудом удаётся удерживать равновесие. Повезло, что нет ветра, но, уверен, в этой пустоте есть ещё что-то, кроме меня. Я стою на крыше вагона, смотрю вверх и ощущаю, как нечто ужасное взирает на меня с высоты. Невозможно разглядеть его очертания, но это и неудивительно для вторжения такой силы. Существа за пределами нашей реальности не подчиняются физическим законам. Их формы и размеры настолько далеки от привычной системы координат, что человеческий мозг просто не способен это вместить. Я вижу мерцающие цветные разводы, напоминающие поверхность разлитой неочищенной нефти, слышу, как «суставы» некой материи со скрипом двигаются в пределах своей оболочки. Нечто опускается, и ко мне тянутся длинные трубки, блестящие, словно кишки выпотрошенного животного.

Я произношу первые строчки из манускрипта Зигзанда. Без самого пергамента эффект заклинания значительно снижается, но у меня хотя бы есть время ослабить галстук и расстегнуть воротник сорочки. Нечто приближается: древние слова для него не преграда. Я срываю с себя смокинг и швыряю вверх. Мелкие крошки, осыпаясь, колют лицо; нечто заглатывает мою одежду своим инфернальным ртом. Зажимаю в руке запонки (подарок матери, со вставками из фрагментов костей святого Бенедикта — они слишком мне дороги, чтобы бросить их в пустоту) и срываю с себя рубашку. Тело обжигает разреженная атмосфера вакуума, моя кожа — тончайший барьер между двумя реальностями. Татуировки, или, точнее, магические знаки, на ней светятся в темноте.

Было бы крайне самонадеянно (если не сказать — глупо) соваться очертя голову в область сверхъестественного. Я потратил полгода на то, чтобы у меня на груди появилась самая сложная и подробная сеть оградительных татуировок. Они сделаны чернилами, которые освятил мой знакомый католический священник, и представляют собой комбинацию древних рун и китайских оградительных иероглифов. Если верить в таинство пресуществления — замены одной ткани другой, — то эти знаки на моём теле выведены кровью Христа. Вряд ли найдётся более мощное магическое орудие защиты!..

Воздух над моей головой дрожит, от резкой перемены давления вот-вот лопнут барабанные перепонки… и в следующее мгновение нечто массивное, нависавшее надо мной, убирается туда, откуда оно появилось, прихватив с собой эктоплазменную сеть. Всё следы его пребывания в этом мире исчезают. И тотчас наш поезд возвращается в свою реальность. Я попадаю в обтекающий воздушный поток, меня сбивает с ног волна встречного ветра.