Книга Адская Кухня - Джеффри Дивер

Поэтому Пеллэм пересадил Этти в мягкое кресло. Он хотел, чтобы она сидела перед окном, на фоне кипящей стройки. В кадре присутствовал и другой раритет: старинное бюро с выдвижной крышкой, заваленное бумагами и письмами. На стене за ним висело с десяток семейных фотографий.

«Ты хочешь, чтобы я рассказала о Билли Дойле, моем муже? Скажу прямо: он был человек необычный. Я таких больше не встречала. Первым делом я расскажу о его внешности. Мой Билли был очень красивый, это я точно говорю. Очень высокий и, как бы это сказать, очень белый. Мы с ним любили гулять по улицам вместе. Билли всегда заставлял меня брать его под руку. И неважно, происходило ли это на окраине в Сан-Хуане, где живут преимущественно одни черные, а они не любят смешанные пары, или в Адской кухне, где большинство белых. Ирландские и итальянские парни тоже не любили смешанные пары. На нас все недовольно пялились. Но Билли всегда шел со мной под руку. И днем, и ночью.

И он всегда ходил вместе со мной в клубы, в которых я пела. Он сидел за столиком, поставив перед собой стаканчик виски, — а Билли любил виски — сидел, единственный белый во всем заведении, и все на него таращились. Но потом на него уже перестали обращать внимание. Я поглядываю со сцены в зал, и вот он сидит, ест свиные рубцы и разговаривает с двумя-тремя посетителями, улыбается мне, хлопает их по плечу и говорит, что я его девушка. А потом через какое-то время я снова смотрю на него и вижу, что он спорит. Я понимала, что он говорит о Билли Холлидее и Бесси Смит.[14]

Но вся беда Билли состояла в том, что он так и не нашел себя. А для мужчины это очень плохо. Ничего нет хуже этого — мужчина, не нашедший себя. Иногда ему даже не приходится ничего искать. Иногда мужчина просто попадает куда-то, бросает якорь, а там проходит несколько лет — и он такой, какой есть, и с него этого достаточно. Но Билли постоянно искал. Больше всего на свете он хотел иметь кусочек земли. Что-нибудь свое. В этом-то самое смешное — вот почему мы так и не обзавелись своим домом, потому что Билли все силы тратил на то, чтобы купить дом, небольшой участок земли. Он так хотел этого, что постоянно ввязывался в какие-то махинации. Из-за этого он и попал в тюрьму.»

Кинодокументалисты ни в коем случае не должны вмешиваться в происходящее на экране. Но Пеллэм, выключив камеру, удивленно спросил:

— А ваш муж сидел в тюрьме?

Но как раз в этот момент Этти обернулась и встала с кресла. Пеллэм вспомнил, что в дверь неожиданно постучала Флоренс Бессерман, подруга Этти с третьего этажа. Кассета кончилась. Этти так и не закончила рассказ об уголовном прошлом Билли Дойла, и Пеллэм согласился прийти еще раз — как впоследствии выяснилось, в день пожара. Перемотав кассету на начало, Пеллэм нашел то, что искал. Кадры не с Этти, а с симпатичной, пухленькой Анитой Лопес из квартиры 2-А, которая тараторила как пулемет и постоянно размахивала руками с ярко-красными ногтями несмотря на неоднократные напоминания Пеллэма сидеть спокойно.

— …Si, si,[15]банды у нас есть. Совсем как в кино. У них есть пистолеты, они много пьют, попадают в разные истории, у них есть машины. Бум-бум, такие большие колонки. Ай, такие громкие! Раньше это была банда «западников». Теперь их больше нет. Теперь у нас «Cubano[16]лорды», да, очень большая шайка. У них есть своя база, и им наплевать на то, что об этом знают все. Я вам скажу, где она. На Тридцать девятой, между Девятой и Десятой авеню. О, я их очень боюсь. Не говорите никому ничего из того, что я вам сказала. Пожалуйста!

Выключив видеомагнитофон, Пеллэм опустился на колени и изучил содержимое холщовой сумки, в которой было все, что должен иметь дотошный кинодокументалист: профессиональная видеокамера, блок питания, блок аккумуляторов, две чистые кассеты, направленный микрофон с поролоновым чехлом для защиты от посторонних звуков, блокнот, ручки. И самовзводный револьвер «Кольт». В шестизарядном барабане пять патронов 45-го калибра. Деревянная рукоятка поцарапанная и потемневшая от пота.

Пеллэм вспомнил то, что сказала ему на прощание мать, когда в мае прошлого года он уезжал из тихого городка Симмонс, штат Нью-Йорк, в Манхэттен:

— Знаешь, это просто сумасшедший город, этот самый Нью-Йорк. Джонни, держи ухо востро. Мало ли что может случиться.

Пеллэм уже достаточно пожил на этом свете и понимал, что мать была права.

Он шел на запад по раскаленному асфальту Тридцать девятой улицы. На ступенях крыльца сидела полная женщина с длинной темно-коричневой сигаретой, качавшая старую, обшарпанную коляску. Женщина читала газету на испанском языке.

— Buenos dias,[17]— поздоровался Пеллэм.

— Buenas tardes.[18]

Женщина подозрительно осмотрела Пеллэма с ног до головы, задержав взгляд на джинсах, черной куртке и белой футболке.

— Не могли бы вы мне помочь?

Подняв голову, женщина сделала глубокий вдох, словно затягиваясь.

— Я снимаю фильм об Адской кухне. — Пеллэм показал сумку с видеокамерой. — О местных бандах.

— Aqui[19]никаких банд.

— Ну, я имел в виду группы молодых людей. Подростков. Я употребил не то слово.

— Faltan[20]банд.

— Мне говорили про «Кубинских лордов».

— Es un club.[21]

— Клуб. А где он собирается? У этого клуба есть un apartmento?[22]Я слышал, оно здесь, на этой улице.

— Buenos muchachos.[23]У нас ничего плохого не бывает. Ребята за этим следят.

— Я бы хотел с ними поговорить.

— Никто сюда не ходит, никто нас не беспокоит. Они хорошие hombres.[24]

— Вот поэтому я и хочу с ними поговорить.

— И вы только посмотрите на las calles.[25]— Она обвела рукой улицу. — Они ведь чистые, разве не так?

— Вы бы не могли сказать, кто в этом клубе главный?

— Я никого не знаю. Вам в этой куртке не жарко?

— Сказать по правде, жарко. Я слышал, эти люди собираются где-то здесь.