Книга Анж Питу - Александр Дюма

Его ждало разочарование. В самом деле, тело, отнявшее у него ту толику света и тепла, какую Диоген требовал у Александра, было непрозрачным, но назвать его очаровательным было решительно невозможно; напротив, оно имело крайне неприятный вид.

Это был мужчина лет сорока пяти, еще более длинный и тощий, чем Питу, и ходивший почти в таком же отрепье; читая брошюру через плечо нашего героя, он, казалось, был настолько же внимателен, насколько рассеян был Питу.

Наш герой очень удивился. На губах человека в черном появилась любезная улыбка, обнажившая оставшиеся во рту четыре зуба: два сверху и два снизу, острые, словно кабаньи клыки.

– Американское издание, – сказал незнакомец гнусавым голосом, – формат ин-октаво: «О свободе людей и независимости наций». Бостон, тысяча семьсот восемьдесят восьмой год.

Пока человек в черном произносил эти слова, Питу все шире и шире раскрывал изумленные глаза, так что, когда человек в черном замолчал, глаза Питу стали совершенно круглыми.

– Бостон, тысяча семьсот восемьдесят восьмой год. Именно так, сударь, – подтвердил Питу.

– Это трактат доктора Жильбера? – осведомился человек в черном.

– Да, сударь, – вежливо согласился Питу. Тут он поднялся, потому что слышал, что с человеком, который выше тебя по званию, не следует разговаривать сидя, а простодушный Питу во всяком человеке видел высшего по званию.

Но, поднимаясь, Питу заметил в окне что-то розовое и движущееся. Это была мадмуазель Катрин. Девушка смотрела на него как-то странно и подавала ему непонятные знаки.

– Сударь, не сочтите за нескромность, – спросил человек в черном, стоявший спиной к окну и не видевший всей этой пантомимы, – скажите, чья это книга?

И он указал пальцем на брошюру, которую Питу держал в руках.

Питу хотел было ответить, что книга принадлежит г-ну Бийо, но тут до его слуха донеслись слова, сказанные почти умоляющим тоном: «Скажите, что она ваша».

Человек в черном, не сводивший глаз с книги, ничего не услышал.

– Государь, – величаво произнес Питу, – эта книга моя.

Человек в черном поднял голову, ибо заметил наконец, что Питу то и дело устремляет куда-то изумленный взор. Однако Катрин угадала его намерение и, быстрая, как птичка, спряталась в глубине комнаты.

– Что вы там высматриваете? – спросил человек в черном.

– О, сударь, – сказал Питу с улыбкой, – позвольте мне вам заметить, что вы весьма любопытны, curiosus, или, скорее, avidus cognoscendi, как говорит мой учитель аббат Фортье.

– Итак, вы утверждаете, – продолжал незнакомец, нимало не смутившись образованностью, которую выказал Питу в надежде снискать большее уважение со стороны собеседника, – вы утверждаете, что эта книга принадлежит вам?

Питу скосил глаза так, чтобы окно вновь попало в поле его зрения. В окне снова показалась Катрин и утвердительно кивнула головой.

– Да, сударь, – ответил Питу. – Быть может, вы желаете ее прочесть, или, иначе говоря, вы avidus legendi libri либо legendae historiae.

– Сударь, – отвечал человек в черном, – вы, кажется, принадлежите к сословию гораздо более образованному, нежели то, какое обличает ваш наряд: поп dives vestitu sed ingenio10, вследствие чего я вас арестую.

– Как! Вы меня арестуете? – воскликнул Питу, вне себя от изумления.

– Да, сударь, следуйте за мной, прошу вас. На этот раз Питу бросил взгляд не вверх, но вбок и увидел двух полицейских, возникших словно из-под земли и ожидавших приказаний черного человека.

– Составим протокол, господа, – сказал человек в черном.

Один из полицейских связал руки Питу веревкой, а книгу доктора Жильбера забрал себе.

Потом он привязал веревку к кольцу, вделанному в стену под окном. Питу хотел было воспротивиться, но услышал тихую команду голоса, имевшего над ним такую большую власть:

– Не спорьте.

Поэтому, к вящему восторгу сержантов и, главное, черного человека, он покорился своим гонителям, и они, утратив осторожность, оставили его одного, а сами вошли в дом Бийо. Полицейские хотели принести оттуда стол для составления протокола, а чего хотел черный человек, мы узнаем позднее.

Не успели эти трое скрыться, как Питу услышал давешний голос.

– Поднимите руки! – скомандовала мадмуазель Бийо.

Питу поднял не только руки, но и голову, и увидел бледное, перепуганное лицо Катрин; в руках девушка держала нож.

– Выше.., еще выше… – приказала она.

Питу поднялся на цыпочки.

Катрин высунулась из окна; лезвие коснулось веревки, и руки Питу вновь обрели свободу.

– Возьмите нож, – сказала Катрин, – разрежьте веревку, которой вы привязаны к кольцу.

Повторять ей не пришлось: Питу разрезал веревку и стал совершенно свободен.

– А теперь, – сказала Катрин, – : вот вам двойной луидор; у вас длинные ноги: бегите в Париж и предупредите доктора.

Закончить она не успела: в ту секунду, когда к ногам Питу упал двойной луидор, на пороге дома показались полицейские.

Питу живо поднял монету. Меж тем полицейские застыли на пороге, изумленные тем обстоятельством, что человек, которого они минуту назад так крепко связали, снова на свободе. При виде сержантов волосы на голове Питу встали дыбом, и он смутно припомнил in crinibus angues11 Эвменид.

Мгновение полицейские и Питу пожирали друг друга глазами, застыв в позах охотничьих псов и зайца. Затем, так же, как при первом движении псов заяц пускается бежать, при первом движении сержантов Питу сорвался с места и, высоко подпрыгнув, перелетел через ограду.

Полицейские испустили вопль; услышав его, из дома выбежал жандарм с небольшой шкатулкой под мышкой. Жандарм не стал терять времени на разговоры и сразу бросился в погоню за беглецом. Полицейские последовали его примеру. Но, в отличие от Питу, они не могли перепрыгнуть изгородь высотою в три с половиной фута и были вынуждены бежать к воротам.

Добежав до угла, они увидели, что Питу уже одолел не меньше пятисот футов и движется через поля прямо к лесу, от которого его отделяет от силы четверть мили и которого он достигнет уже через несколько минут.

Тут Питу обернулся и, заметив полицейских, устремившихся в погоню за ним не столько в надежде его догнать, сколько для очистки совести, удвоил скорость и вскоре скрылся за деревьями на опушке леса.

Питу бежал, не сбавляя скорости, еще с четверть часа; при необходимости он мог бы мчаться так же быстро и два часа: он был резв и вынослив, как олень.

Но через четверть часа, когда чутье подсказало ему, что опасность миновала, он остановился, перевел дух и, убедившись, что рядом никого нет, сказал себе: «Поразительно, сколько всего может произойти в каких-то три дня».