Книга Жиган - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Благодарю, не стоит, – негромко, но твердо сказал Константин.
Больше не задерживаясь, вор вышел из камеры, дверь которой была оставлена открытой.
После того как главный вор ушел, Архип уже набросился на Константина с упреками:
– Да ты в натуре ломом опоясанный. Тебе сам Толик Рваный такое доверие оказал, в свою хату пригласил, а ты его мордой об асфальт.
– Что мне там делать? – спокойно возразил Панфилов. – «Шестеркой» ни у кого быть не собираюсь, до блатного еще не дорос.
– Как это не дорос? – зашипел Архип. – Тебя главвор, настоящий законник окрестил. Он же не сухарь какой-нибудь, не апельсин из лаврушников. Настоящий бродяга, таких по всей стране не много найдется. Человек порядочный, старой закалки. А ты ему: «Благодарю, не стоит». Хорошо хоть спасибо не сказал. По одному его слову люди с жизнью прощаются.
– Да чего ты прицепился ко мне со своим Толиком Рваным? Он спросил, я ему честно ответил. Давай-ка лучше подымим.
Архип тут же успокоился.
– Ладно, Жиган, давай свои фирмовые, хоть раз в жизни попробуем.
– Ты что, «Мальборо» раньше не курил?
– А ты будто курил?
– В Афгане этого добра навалом. Знаешь, сколько курева можно выменять на канистру бензина?
– Не знаю и знать не хочу. Меня вообще политика не интересует. Мы вне политики и вне национальностей. Вот только лаврушники в последнее время достали. Мы, православные, должны вместе держаться.
– Так грузины и армяне тоже вроде православные.
– Э, не скажи, у них церковь автокефальная.
– Что это такое?
– Своя собственная цеpковь. Патриарха Московского и Всея Руси не признает.
Они закурили и сделали несколько глубоких затяжек.
– Водочки бы сейчас, – мечтательно произнес Архип.
– Зачем?
– Ты вроде как рукоположение в сан прошел. Погонялу получил, крестили тебя. Русский человек по такому поводу обязательно должен выпить.
– Выйдем на волю, выпьем, Архип. Кури пока.
– Курю, Жиган, курю…
«…постановил: Панфилова Константина Петровича признать виновным и в соответствии со статьей 148 Уголовного кодекса Российской Советской Федеративной Социалистической Республики приговорить к четырем годам лишения свободы в исправительно-трудовой колонии общего режима. Приговор может быть обжалован в суде высшей инстанции в сроки, определенные законодательством…»
В зале суда было немноголюдно. Несколько случайных людей, корреспондент милицейской газеты «На страже Октября», прокурор, государственный адвокат, охрана.
Не было ни одного близкого человека.
Жиган надеялся, что сможет увидеться с матерью хотя бы в зале суда, но она не смогла приехать, лежала в больнице – сердце подвело.
Игнат, из-за которого, собственно, и заварилась вся каша, тоже не нашел времени, чтобы попрощаться с братом. Находясь в СИЗО, Жиган получил от него единственную записку, из котоpой и узнал, что мать заболела.
После того как в зале суда огласили приговор, у Жигана состоялся последний разговор с адвокатом. Защитником по его делу был назначен тощий вертлявый мужичок в очках, с огромной плешью на голове, которую он безуспешно пытался укрыть, зачесывая последние оставшиеся волосы на лысину.
Вся деятельность адвоката в зале суда свелась к тому, что он зачитал характеристику, полученную от командира части, в которой когда-то служил его подзащитный. Что ж, и на этом спасибо.
Судья, кажется, приняла во внимание положительные отзывы с места службы и воздержалась от вынесения максимально строгого приговора. Между прочим, могла бы дать и семь лет.
Обо всем этом Жиган сказал адвокату. На его предложение подать апелляцию ответил отказом.
Приговор нисколько не испугал его. Жиган был готов к большему сроку. Вплоть до окончания следствия и суда он упорствовал на допросах, и все попытки капитана Дубяги пришить Жигану преступление в составе группы окончились неудачей.
Зачем следователю так хотелось выискать соучастника, Жиган так и не понял. А объяснялось все просто.
После того как умер тогдашний Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев, в руководстве Министерства внутренних дел начались перемены. Пришедший к власти бывший Председатель КГБ Андропов решил навести порядок в некогда конкурирующем ведомстве и прошелся «железной метлой» по верхушке МВД.
Застрелился бывший министр Щелоков, сняли и отправили на тюремные нары бывшего первого заместителя, зятя Брежнева, генерала Юрия Чурбанова.
К управлению «конторой» пришли новые люди. Министром стал Виталий Васильевич Федорчук, который до этого недолгое время, после назначения Андропова Генеральным секретарем ЦК, работал Председателем КГБ.
После того как Федорчук был назначен на должность министра внутренних дел, освободившуюся после самоубийства Щелокова, по ведомству прокатилась волна увольнений. Те, кто усидел на своих местах, были всецело озабочены ростом показателей раскрываемости преступлений, особенно тяжких и групповых.
Не остался в стороне от общих веяний и капитан Дубяга. Но, как он ни старался, обнаружить тяжкое преступление в деле обвиняемого по статье 148 Панфилова следователю не удалось. Поэтому он вынужден был в положенные сроки закончить следствие и передать дело на рассмотрение суда.
Суд в ту пору работал как хорошо налаженная бюрократическая машина. Это уже позднее, спустя несколько лет, судебная машина начала буксовать. Обвиняемые по много месяцев после окончания следствия будут сидеть в переполненных камерах следственных изоляторов в ожидании вынесения приговора и отпpавки в исправительно-трудовые учреждения.
Жиган быстро прошел через судебный конвейер. Его дело прокатилось как по накатанной колее. Судья вместе с кивалами (народными заседателями) в течение нескольких дней знакомились с результатами следствия, на единственном заседании выслушали речи прокурора и адвоката.
Государственный обвинитель, разумеется, потребовал максимального наказания, ссылаясь на общественную опасность деяний подсудимого и особо дерзкий характер его поведения при задержании, а также нежелание чистосердечно сотрудничать со следствием.
Прокурор таким образом прозрачно намекнул судье на необходимость добавить в дело Панфилова наказание по статье о сопротивлении работникам милиции при исполнении ими служебных обязанностей.
Адвокат, хоть и вяло, попытался нарисовать перед судом положительный портрет Панфилова – тяжелое детство, безотцовщина, трудности с воспитанием, материальные проблемы. Потом служба в армии, Афганистан, исполнение интернационального долга, положительная характеристика командира части.
Наверное, героическое афганское прошлое сыграло свою роль. А может быть, у судьи, немолодой седеющей женщины, были какие-то иные причины, но она по большому счету проигнорировала требования государственного обвинителя и особой общественной опасности в деяниях Жигана не обнаружила.