Книга Неневеста и договор кровью, или Конец света отменяется [СИ] - Галина Курдюмова

"Дью, ты говорила, что после выхода из цветка эльфы женятся, а эльфеи выходят замуж. Это обязательно?"

"Естественно, дорогая Неневеста, так было всегда".

"Значит, у тебя уже есть жених?"

"Да, есть, но я его ещё не видела. Это принц маковых эльфов Сльо День Вилли... Короче, Сльо. Он даёт за меня отцу отличную поляну махровых маков. Всё уже договорено. Как только я пройду этап взросления, меня ждёт знакомство с женихом и свадьба".

"Странные порядки. Разве вас не могли познакомить до того?"

"До того я была ребёнком".

"А вдруг жених тебе не понравится? Ты ведь сможешь отказаться?"

"Нет, что ты, Неневеста, это ведь вопрос политический и экономический. Да и принято в нашем мире слушаться родителей безоговорочно. Но я думаю, что он мне понравится".

"С чего это у тебя такая уверенность, Дьюма?"

"Я никому не рассказывала, Неневеста, но во снах ко мне иногда приходит принц и мы... мы проводим с ним время. Он такой красивый! Высокий, на две головы выше наших эльфов, представляешь? Волосы черные, как крылья жука-оленя, челочка вот так вот, - моя, то есть наша, рука черкнула по лицу, показывая, какая у ночного визитёра челка, - глазищи огромные, круглые и чёрные. И он всегда улыбается..."

Короче, из описания Дью передо мной предстал портрет Киркорова во всей красе, каким он появился перед влюбленными зрителями на "Вечернем квартале" при встрече Нового, 2009, года. А когда я напела принцессе его последнюю (на время моего пребывания в родном мире) песенку "Галки", она чуть с ума не сошла от счастья, утверждая, что хоть и не слышала её из уст своего избранника, но она полностью в его стиле.

И мы часто распевали после этого хоть голосом и сольно, но в мыслях хором:

Галки! Птицы, как люди,

Видят солнце на блюде.

Жалко, что я не галка, летали б везде!

Галки - гордые птицы,

К стае им не прибиться,

Жалко, что я не галка, летали б везде!

"А ты уверена, Дью, что принц из сна - это твой жених?"

"А кто же ещё? Правда, во сне он называет себя по-другому: принц Филь..."

"Вот то-то и оно. Филь на Сльо никак не похоже".

"Ты хочешь сказать, дорогая Неневеста, что это только сны, а не реальный эльф?"

"Да нет, Дьюма, это не простые сны, только не думаю, что сказочный принц и твой жених - один и тот же эльф".

"Но я люблю его, Неневеста! И он любит меня, я это знаю. Когда он приходит ко мне во сне... Ах, знала бы ты, как он меня любит..."

И я узнала. Однажды он пришел, когда я соседствовала с юной эльфеей в её теле. О, это был чудесный сон!

Так проходил день за днём. О наступлении дня мы узнавали, когда лепестки тюльпана начинали просвечивать всё больше и больше, окрашивая пространство мягким рубиновым светом. К обеду становилось всё светлее, а к вечеру снова сгущались сумерки, медленно гасло рубиновое свечение и мы засыпали в уютной колыбели цветка. Я уже давно потеряла счет дням и ночам. Тюльпан рос, наша тюрьма расширялась, открывая всё больше пространства для полётов. Я прыгала по упругой сердцевине всё выше и выше, часто махая слабыми тонкими крылышками, и всё дольше задерживалась в воздухе, это был ещё не полёт, но очень близкое к нему состояние.

Это был самый длинный месяц в моей жизни. Никогда ещё не доводилось мне так долго находиться на одном месте и не иметь возможности ничего изменить в своей судьбе. Я заметила, что общение с принцессой делает меня всё мягче и уступчивей. Я уже даже смирилась с мыслью, что не успею найти чертов пульт и спасти Аллию, что это наши последние дни, и даже Кощея не будет рядом, когда придёт конец света. Странная обреченность висела в воздухе и наполняла наши с Дью беседы неземной тоской и значимостью. Мы говорили о вечности, о любви, о красоте, о многовариантности миров...

Она же, напротив, чем дольше сожительствовала со мной в одном теле, тем становилась смелей и раскованней.

Однажды утром меня разбудил взволнованный голос в голове:

"Неневеста, проснись, я сочинила песню о своей любви!"

И из-за этого стоило меня будить? - возмутилась бы я раньше. Но сейчас я стала достаточно терпимой, чтоб спокойно ответить:

"Так спой мне её скорее, милая Дью!"

Эльфея прокашляла наше общее горло и запела красивым нежным сильным голосом, к которому я никак не могла привыкнуть:

Во сне

Встречаюсь с тобою,

Тебе

Все тайны открою,

Что ты -

Единственная моя любовь.

Прости,

Всё кажется важным,

Приди

В реале однажды,

Взлетим -

Пусть солнце венчает меня с тобой.

Какое-то время мы просто молчали, наслаждаясь услышанным.

"Клёво, Дьюма, если бы он мог услышать тебя, то прошёл бы сквозь все расстояния и преграды, только б найти тебя".

"Думаю, что увижу его уже сегодня", - почувствовала я в груди разлившееся тепло.

"Сегодня?"

"Попробуй, - эльфея зачерпнула ладонями из сердцевины цветка немного вязковатой жидкости. - Появился нектар, значит, тюльпан вот-вот раскроет свои объятья".

Я слизнула ароматное сладковатое вещество с ладоней.

"Да-а-а, никогда не пробовала ничего подобного. Вот она - пища богов!"

Внезапно узкая щель над головой начала расширяться, открывая клок лазурного чистого неба, яркий свет восходящего солнца ударил в глаза, привыкшие к полумраку.

"Начинается", - дрожащая от волнения мысль Дьюмовочки заставила меня напрячься.

А вишнёвые своды всё раздвигались, приковывая к себе мой взгляд.

"Летим", - мысленно подтолкнула меня эльфея. Я взмахнула голубоватыми, сразу заискрившимися на солнце крылышками и медленно поднялась вверх, к выходу, к солнцу, к свободе.

Взлетев над своей бывшей темницей, я застыла, порхая в воздухе, пораженная открывшимся передо мной видом. Огромная плантация была сплошь покрыта крупными красивыми горрандскими тюльпанами всёх тонов и расцветок от чисто белого до тёмно-бордового. Причём, росли они не в случайном порядке, и не отдельными грядками, а причудливо перемешиваясь и создавая невообразимые по красоте узоры. Наш тюльпан окружала яркая толпа эльфов и эльфей, зависших в серебрящемся воздухе и встречающих меня, жмурящуюся в лучах восходящего солнца, радостными криками и аплодисментами. Ба, да здесь намечается нехилая тусовка! Вдохнув свежего воздуха, я, кажется, начала понемногу оживать. Только крылья мои вдруг ослабели, словно подломились ноги, и я стала, медленно кружа, спускаться вниз.