Книга Патриот - Алексей Анатольевич Навальный

знал, что, если вместо мультфильмов показывают какой-то дурацкий концерт классической музыки, значит, умер какой-то вождь. Это было сигналом к кампании общественной скорби. Было непонятно, кто мог умереть сейчас: Горбачёв был молодой, а ни из-за кого другого не стали бы менять нормальные передачи на балерин.

Довольно скоро всё выяснилось. В стране было объявлено чрезвычайное положение, а самопровозглашённый ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению) заявил, что к нему переходит вся полнота власти. Михаил Горбачёв, в то время уже не только генеральный секретарь КПСС, а президент СССР, то ли арестован, то ли просто удерживается на своей даче в Форосе. По радио зачитывали заявления ГКЧП как «заявления советского руководства» — как будто они уже всех собой заменили. Из заявлений я понял, что власть пытаются захватить какие-то чокнутые деды. Это было ясно не столько из сути обращений, сколько из их стиля. Там было полно абсолютно советских штампов и оборотов вроде «в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса», «необходимость принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к катастрофе», «хаос и анархия, угрожающие жизни и безопасности граждан Советского Союза». От имени «советского руководства» обращение подписали премьер-министр Павлов, председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов, министр внутренних дел Пуго и ещё какие-то люди, чьих имён я не знал, — включение их в «советское руководство» вызывало недоумение.

Не помню точно, что именно я обсуждал тогда с родителями, помню только, что мне всё-таки пришлось идти на дачу перекладывать какие-то доски. Я шёл, бормотал про себя проклятья в адрес новоявленной хунты, но при этом у меня с первого момента было чёткое ощущение, что всё это полная ерунда, ничего у них не получится. Несмотря на танки, «Лебединое озеро», КГБ, армию и МВД во главе путча, его сопровождало ощущение какого-то комизма, пародии. ГКЧП пытался нагнать жути, но вызывал только смех. По крайней мере, такие ощущения были у меня. Может быть, в Москве, куда въехали танки, дело выглядело иначе, но мой опыт жизни в семье военного и в военном городке не говорил мне, что армия, хоть, очевидно, и недовольная положением дел, прямо мечтает вернуться назад, в точку, где нужно класть подушку на телефон, прежде чем рассказать анекдот друзьям.

Впрочем, в Москве тоже никто не испугался. К Белому дому — Дому Советов Российской Федерации — начало стягиваться огромное количество защитников. Защитить они хотели Ельцина, президента РСФСР, и законодательную власть РСФСР, Верховный Совет. Грубо говоря, это было противостояние России, где к власти пришли противники КПСС, и СССР.

Позже по радио было зачитано обращение к советскому народу. Оно было невыносимо длинным, каждая фраза в нём напоминала передовицу газеты «Правда», а в 1991 году передовицы «Правды» были неким смешным понятием, означавшим набор штампов, глупостей и вранья. Из обращения я запомнил только, что в нём всячески осуждался расцвет спекуляции (это было явное покушение на нашу будущую богатую жизнь при капитализме и рыночной экономике), и фразу: «Никогда в истории страны не получали такого размаха пропаганда секса и насилия, ставящих под угрозу жизнь и здоровье будущих поколений». Это уже вообще было покушение на лучшие достижения современности — только, значит, в газетах и журналах появились голые женщины, а их хотят отменить под предлогом угрозы здоровью. Уж не говоря о том, что это была стопроцентная калька с тех самых передач, где осуждалась рок-музыка, потому что она содержит «разнузданную пропаганду секса и насилия». Очевидно, что авторы обращения пытались затронуть тайные душевные струны советских людей — мол, услышат они о запрете секса, о спекуляции и о необходимости выделения горюче-смазочных материалов сельчанам (такой пункт тоже был), стукнут по столу и скажут: «А ведь правильно всё делают товарищи из ГКЧП! Давно пора и сельчанам помочь, и секс запретить!»

Но по столу, конечно, никто не стукнул. Выражение Владимира Ленина «страшно далеки они от народа» в российской политике используется постоянно, к месту и не к месту, но здесь было стопроцентное попадание. Пожилые генералы были уверены, что они отлично знают и чувствуют «настоящий глубинный народ», а на самом деле, как это очень часто бывает, все их представления о народе сводились к беседам с водителями и охранниками, которые им поддакивали и сообщали, что все вокруг терпеть не могут Ельцина, демократов и спекулянтов.

Вечером того же дня ГКЧП прикончил себя сам, потеряв любые шансы на захват власти. Они провели пресс-конференцию и зачем-то решили это сделать в прямом эфире. Главным хитом стали трясущиеся руки Геннадия Янаева, вице-президента СССР. Он был главным участником и как бы лицом заговора. Это выглядело в буквальном смысле полной противоположностью тому, что хотели сказать эти странные мужчины в серых костюмах: «Мы взяли власть твёрдой руки и сейчас наведём порядок». Рядом с Янаевым сидел министр МВД Пуго, человек с самой странной причёской на свете (такую я позже видел в фильме «Дракула мёртвый, но довольный» у главного героя в исполнении Лесли Нильсена), и ещё четыре непонятных человека, включая совсем экзотических, вроде председателя крестьянского союза СССР. На вопрос «Где Горбачёв?» звучал странный ответ, что Горбачёв находится на лечении и после того, как он вылечится, курс на преобразования будет продолжен. Было ясно, что заговорщики немного опасаются даже несчастного Горбачёва, чьи нерешительность и слабость, по логике, и были причиной их действий. Журналисты откровенно издевались над участниками пресс-конференции, прямо называли случившееся военным переворотом и задавали вопросы типа: «Советовались ли вы с Пиночетом?» Вся страна прильнула к экранам, пытаясь понять, что происходит, и увидела она вовсе не железных генералов, перед которыми трепещет публика, а неуверенных в себе и даже, похоже, немного испуганных людей, над которыми потешаются журналисты. Повторюсь, мне ситуация с самого начала не показалась очень серьёзной, а после пресс-конференции стало окончательно ясно, что никакого захвата власти не будет. Комедия какая-то, а не путч. Даже само слово «путчисты», намертво привязавшееся к ГКЧП (в российской историографии эти события называются «августовский путч»), добавляло карикатурности происходящему.

Всё продлилось ещё пару дней, в течение которых ГКЧП так и не обрёл поддержки, зато вокруг Ельцина и демократической российской власти произошла беспрецедентная консолидация. Сотни тысяч горожан вышли на улицы в Ленинграде, в Москве вокруг Белого дома люди не только беспрепятственно собрались, но и соорудили баррикады. Солдатов и офицеров, введённых в Москву, путчисты бросили без приказов и ясной стратегии. В итоге каждый танк, каждый бронетранспортёр был облеплен людьми, которые братались с солдатами, кормили их (о питании заговорщики тоже не позаботились). Типичные разговоры звучали так:

— Ну что же, вы будете в нас стрелять?

— Конечно нет, как же мы будем стрелять в народ?