Книга Боярышня Евдокия - Юлия Викторовна Меллер

быстро, сыпал названиями, и боярышня перестала успевать понимать о каких объектах идет речь.

Фиорованти заметил, что взгляд девочки поплыл и вежливо завершил разговор, сказав, готов приложить все силы, чтобы построить новый мост через Волхов.

— Но тебя просят укрепить старый, — напомнила ему боярышня.

Итальянец растерянно посмотрел на неё. Он уж решил, что юная сеньорита мало что поняла из его рассказа, а оказалось, что она очень внимательно слушала его.

— Правильно ли я поняла, что ты славен тем, что исправляешь чужие ошибки, умеешь находить нетривиальные решения для решения технических проблем?

— Всё так, достопочтимая, но… — мастер, инженер, розмысл и бог знает кто ещё замялся, не зная, как сказать о мечте всей своей жизни и одновременно защитить её от возможных насмешек.

— Но душа просит строить своё, — продолжила за него боярышня.

— Душа? — не совсем поняв, переспросил Фиорованти, и Дуня сообразила, что это на Руси всем интуитивно понятно, о чём идёт речь, а иноземцы ещё не определили, что это за орган и каким образом он вселяется в тело. Показательно вздохнув, она чуть приблизилась к мастеру, приподнялась на носочки, и тихо произнесла:

— Античная философия. Душа — это божественная природа личности.

Фиорованти распахнул глаза, услышав крамолу, хотел что-то ответить, но вместо этого поклонился. Все подтянулись поближе, не обращая внимания на недовольство боярыни, но больше старый итальянец и юная московская боярышня не шептались. Наоборот, она довольно громко произнесла:

— А у нас сейчас много строят и каждый хочет выделиться, но во всяком деле нужен опыт. Зодчих мало, но они строят в основном храмы, а если соглашаются ставить дом, то их приходится ждать годами, а жизнь скоротечна.

Авдотья Захарьевна повела плечами, чуть разведя руки, чтобы иноземные господа соблюдали дистанцию и не давая завязаться беседе о строительстве в Москве, представила Дуне шведского посла.

Маленькую гадость в виде неправильного представления все оценили. Во-первых, посла надо было назвать сразу после литовского боярина, а во-вторых, не его представлять девочке, а девочку ему.

Дуня еле сдержала улыбку, зная историю войн между Новгородом и Шведами за побережья Финляндии. Они там до того дошли, что даже замки строили в отместку друг другу!

Но сейчас противостояние заглохло из-за вхождения Швеции в альянс с Данией и Норвегией. Между собою потомки викингов зверски собачатся, но сообща успешно вставляют палки в колеса ганзейскому (немецкому) союзу на зависть новгородцам. У них так не получается. Уж если новгородцы сцепляются меж собою, то расходятся невзирая ни на что. Потом могут замириться, сообща погоревать об упущенных выгодах, но одновременно и погордиться, мол вон они какие.

Дуня постаралась сгладить доброй улыбкой поступок Авдотьи. Она вежливо склонила голову, а боярыня сразу продолжила называть остальных наблюдателей за игрой в шахматы.

В группу затесалось несколько представителей Вольных городов (ганзейский союз), но боярыня назвала по имени только одного, и Дуня прихвастнула знанием немецкого. Правда в Новгороде почти все знали его, но она была довольна собою. Теперь ей не казалось, что её зря учили иностранным языкам.

— Г(х)ерр Ханау, — обратилась к ганзейцу Дуня, — меня восхищает союз Вольных городов! Многие желают повторить ваш опыт, но тщетно. Никакие интересы, выгоды и перспективы не удерживают новые унии от распада.

Немец довольно кивнул, успев одарить шведа и остальную компанию взглядом полного превосходства, а Дуня продолжила:

— Московский князь уже несколько лет поддерживает своих розмыслов и у нас появилось более сотни новых товаров, которые мы привезли сюда. Мы были бы рады их распространению, — нейтрально сообщила она и пробежавшись взглядом по всей группе, радостно добавила:

— Мне кажется, что появление новых, — боярышня подняла пальчик вверх, подчеркивая слово «новых», — товаров важно для всех! Это же и развитие самой торговли, и улучшение благосостояния мастеров, которые непременно захотят потратить доходы на привезённые вами товары.

Дуня сияла, проговаривая приятные любому торговцу слова, а на неё смотрели и улыбались. Её счастливый вид без всяких слов располагал к себе.

— Очень хорошо, госпожа, — благодушно закивал герр Ханау. — Я приду смотреть, — коротко закончил он.

Вместе с герром Ханау закивали головами другие негоцианты.

Авдотья Захарьевна окинула гордым взглядом иноземцев, довольная произведенным впечатлением на них своей гостьей. Однако были у неё и сомнения. Разве ж можно так смело говорить с чужаками? Вон девки постарше Евдокии стоят в уголочке и никуда не лезут, а тут не пойми чего происходит. Она бросила опасливый взгляд в сторону своих подруг, но те пребывали в такой же растерянности.

«А и пусть стоят!» — дерзко решила боярыня и перевела взгляд на подружку Евдокии. Вторая её гостья не просто так стояла подле Дуни, а с пониманием и готовностью поддержать.

«Хорошая из неё выйдет жена», — вдруг поняла Авдотья о Моте и мысленно похвалила сына, что он сердцем почуял подходящую ему девушку. Нет, речь не идёт выборе невесты, тут же осадила она сама себя, но взять на заметку Матрёну можно.

Тем временем шахматная партия на столе была разыграна и победителем вышел бородач, которого Авдотья Захарьевна не представила. Но он словно бы ожидал нечто подобное и ответил ей такой же нелюбезностью:

— Боярыня, не скучно ли тебе? — нахально спросил он, откинувшись на спинку креслица, отчего то заскрипело. — Это же не просто детские фигурки! — глумливо воскликнул и заржал, призывая остальных следовать его примеру.

Авдотья вспыхнула, а иноземцы зашушукались, поясняя друг другу о внутренних противоречивых отношениях между новгородцами.

Дуня выхватывала слова: староста конца… ездил послом в Литву… Борецкая…

Она с удивлением посмотрела на него. В Москве разные персонажи встречались, но чтобы так откровенно прилюдно глумиться над боярыней… не бывало.

— А не подрезать ли тебе язык! — прошипел подскочивший сын Авдотьи.

— Захар Захарьич пожаловал? — бородач поднялся, нарочито медленно противненько пошлёпал губами и только потом насмешливо выдал: — Прощенья просим.

Боярич сжал зубы, но молчал. Извинения прозвучали насмешкой, но прозвучали. Авдотья Захарьевна взяла сына под локоть и придержала.