Книга Бриллиантовая пыль - Владимир Сергеевич Максимов

Хайзаров.

— А во-вторых, смею вас заверить, — продолжал Кирилл Венедиктович, — что теперь, после стольких лет кропотливой работы судьба этой загадочной коллекции романовских драгоценностей раскрыта передо мною, как на ладони. Я подобрался к ним вплотную… Остался буквально последний шажок!.. Но, увы — тут я уперся в тупик.

— Что же это за тупик?

— Я знаю, что загадка исчезновения коронных драгоценностей связана с владельцем Международного промышленно-аграрного банка Борштейном Арнольдом Карловичем, а вот ключ, необходимый для решения этой загадки, находится у некоего Арбитра — человека, на руках у которого имеется портсигар, принадлежащий самому Борштейну.

— Понятно, — кивнул Хайзаров. — И вы, Кирилл Венедиктович, наняли Коробова, проживающего в бывшей квартире банкира Борштейна, чтобы он сообщил вам, как только появится человек с портсигаром?

— Именно так, — подтвердил Горский.

— Как же вы узнали о роли Борштейна в истории с драгоценностями? — спросил Викентий Львович. — И кто вам рассказал об Арбитре?

— А вот этого я вам не скажу, — покачав головой, ответил искусствовед.

— Почему же?

— Потому что, как я уже сказал, у вас, господин Арбитр, имеется только ключ, нужный для того, чтобы найти драгоценности, а вот замок, к которому этот ключ подходит, находится у меня, и если я все вам расскажу, то сразу же окажусь в этом деле лишним, что, согласитесь, было бы обидно после стольких лет кропотливой работы. Пока что мы с вами нужны друг другу, и, хотите вы этого или нет, а придется договариваться…

Пока Горский излагал свое видение ситуации, Викентий Львович молча смотрел на него своим обволакивающим взглядом, никак не реагируя на слова искусствоведа.

— Что скажете? — с тревогой спросил Кирилл Венедиктович.

— Ваши предложения? — задал встречный вопрос Хайзаров.

— Мне надо подумать, — ответил Горский.

Превратности сыска

Настроение у полицейского надзирателя Ильи Юрьевича Сорокина сильно улучшилось с самого утра — сразу после доклада у начальника сыскной полиции Санкт-Петербурга Владимира Гавриловича Филиппова. Вышло так, что следствие по делу об убийстве на Малой Морской попало на контроль к самому Филиппову, хотя дело, в общем-то, плевое, что и говорить. Как о войне объявили, народ по городу колобродить пошел; постояльца из «Астории» за германца приняли, ну и поколотили до смерти под горячую руку. А потому как убитый иностранцем оказался (судя по паспорту, какой при нем нашли, — некий Отто Курц — швейцарский подданный), доложили, как положено, начальнику сыскного отделения.

В кабинете у начальника сыска Сорокин не стушевался — дело привычное — доложил честь по чести: дознание проведено, убийца пойман. Сцепщик Николаевской железной дороги Корзин признался, что тюкнул швейцарца по пьяной лавочке булыжником по голове. На том бы доклад и закончить, но не сдержался полицейский надзиратель — решил покрасоваться перед начальником, рвение и дотошность свою показать. На вопрос Филиппова: «Что-нибудь еще есть по этому делу?..» — помялся немного для вида и многозначительно добавил:

— Вещицу в кармане у покойного нашли, Ваше превосходительство… Портсигар…

— И что с того?

— По всему видать, не его вещица-то… На портсигаре монограмма имеется, а инициалы-то не совпадают…

— Убитый — карманник, что ли, по-вашему? — презрительно поморщившись, отмахнулся Филиппов. — Бросьте вы, Сорокин, ерундой заниматься! Сдайте этот портсигар в участок. Если кто заявит о пропаже, тогда и будете разбираться…

— Так точно, Ваше превосходительство!.. — вытянулся Сорокин. — Только в том портсигаре, кроме папирос, какие-то бумажки имеются… Вроде как банковские…

— Ну хорошо. При вас он — портсигар этот?.. Давайте сюда, посмотрим.

— Слушаюсь, — ответил надзиратель, тут же вытащив из папки, которую он держал наготове, коробочку из желтого металла.

— Ба! — воскликнул начальник, взяв в руки портсигар. — А ведь я знаю, чья это вещь! Штучка приметная. Мне она запомнилась, когда я был на… Впрочем, не важно… — Филиппов щелк-нул замочком. — Ну да, так и есть! Вот тут письмо на бланке Международного промышленно-аграрного банка… Вот что, Сорокин, — начальник петербургского сыска протянул портсигар стоящему по стойке смирно надзирателю, — отправляйтесь-ка в банк… Знаете, где он находится?.. И отдайте портсигар лично в руки директору Борштейну, и не забудьте передать от меня поклон Арнольду Карловичу…

Получив такое завидное поручение, Сорокин тут же, не мешкая, отправился на Екатерининскую улицу в здание банка. Еще бы! Лично вернуть крупному банкиру и промышленнику памятную вещь, да еще и с важными бумагами. Он — мелкая полицейская сошка — о таком даже мечтать не мог. Тут, пожалуй, обычной благодарностью не обойдется! Может, и запомнит большой человек полицейского надзирателя, а там, глядишь…

По дороге Сорокин размечтался так, что сам не заметил, как пешком отмахал версты три — от Офицерской улицы до Екатерининской. Обычно в Промышленно-аграрном банке (как, впрочем, и в любом другом) атмосфера царила чопорная, почти торжественная; служащие — всегда с постными лицами — не работали, а священнодействовали, выполняя свои обязанности с превеликой важностью. Но в этот день все оказалось по-иному. Сорокин как вошел в общий зал, сразу заметил непривычную суету. Посетителей в банке оказалось немного, что по утреннему времени было обычным делом, а вот служащие вели себя довольно странно: переглядывались, перешептывались, бродили с потерянным видом и без всякой цели по банку.

— Из сыскной полиции, — напустив на себя строгий вид, представился Сорокин сидящему за ближайшей конторкой молодому клерку. — К господину Борштейну по поручению его превосходительства Владимира Гавриловича Филиппова.

Молодой человек затравленно посмотрел на полицейского и пискнул в ответ:

— Извините-с, никак невозможно…

— Что, на месте нет? — не понял Сорокин.

— Арнольд Карлович скончались сегодня ночью… — сделав круглые глаза, еле слышно пролепетал служащий.

«Вот так незадача, — подумал Сорокин. — Что же теперь делать?.. Надо бы в таком разе родственникам портсигар отдать».

Разузнав, что семья банкира проживает в этом же доме, в жилой квартире на втором этаже, полицейский надзиратель отправился туда. Дверь открыла молодая горничная с глазами на мокром месте. Девушка заявила, что хозяева никого не принимают и даже слышать не хотела о том, чтобы пустить полицейского, но после долгих препирательств все же согласилась доложить о визите Сорокина зятю скончавшегося банкира.

Натан Лазаревич Борштейн принимал соболезнования в кабинете покойного тестя, демонстрируя всем, что он теперь