Книга Семь чудес - Стивен Сэйлор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но Гордиан, в ее возрасте? Это возмутительно.
— Неужели она такая уж старая? Я думаю, что она скорее… — Я оставил эту мысль невысказанной. Едва ли мне было бы прилично высказывать Антипатру свое мнение о его родственнице.
— Спасибо, Гордиан, — сказала Битто, потому что она неожиданно присоединилась к нам в саду. — Не знаю, что ты собирался сказать, но полагаю, это был комплимент. Что касается твоих опасений, дядюшка Антипатр…
— Сколько ты услышала? — выпалил он.
— Достаточно. Полагаю, с моей стороны было неприлично подслушивать, но ведь и не совсем прилично говорить плохо о женщине в ее собственном доме.
— Племянница, я беспокоюсь только о твоих интересах.
— Ты? Тогда я думаю, ты был бы рад моему процветанию. И кстати, прежде чем вы покинете Галикарнас, я намерена вернуть тебе все драхмы, которые ты так щедро прислал мне в трудную минуту.
— Битто, деньги ничего не значат для меня…
— Но они очень много значили для меня. И тот факт, что я теперь в состоянии вернуть тебе должок, также очень много значит для меня. Что бы ты ни думал обо мне, Антипатр, у меня тоже есть гордость.
— И все же…
— И все же я считаю правильным, что стала гетерой? Я даже горжусь этим.
— Битто!!!
— Может быть, ты забыл, где находишься, дядюшка. Галикарнас наследует другим моральным принципам, чем остальные грекоязычные города. Это была столица Карии, а у Карии долгая история сильных, независимых женщин, таких как царица Артемизия.
— Но, когда Артемизия овдовела, ее главной заботой было чтить память мужа. Если бы ты последовала ее примеру…
— Я бы умерла от горя и последовала бы за своим покойным мужем в Аид! Я не собираюсь подражать этому аспекту наследия Артемизии. Я предпочитаю жить, дядюшка, а, чтобы жить, мне нужны деньги, а, чтобы иметь деньги, у малообеспеченной вдовы есть только два выхода, а ткать и плести корзины мне неинтересно. В тот день, когда я начала заниматься этой профессией, я разбила свой ткацкий станок на куски и сожгла его на алтаре Афродиты. Все, что я делаю, я делаю в ее честь. Я легко отношусь к своей профессии, дядюшка.
— Все равно… — Антипатр отвел глаза и покачал головой.
— Это из-за того, что ты все еще думаешь обо мне как о маленькой девочке твоего брата Тео, и ты не можешь представлять меня женщиной, способной нравиться мужчинам?
Антипатр нахмурился: — Ты не совсем так меня поняла. Я сказал, что такое занятие неприлично для сорокалетней женщины...
Битто рассмеялась; — Дядюшка Антипатр, пока Афродита дает мне силы и пока есть мужчины, которым нравится мое общество, какая разница, сколько мне лет? Как ты считаешь, Гордиан?
Не ожидая такого внезапного вопроса, я открыл было рот, чтобы что-то сказать, но ничего не вышло.
Битто перевела взгляд на Антипатра. — Дядюшка, вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите. Но я не намерена отказываться от своих дел. Я устраиваю небольшие собрания несколько раз в месяц. Мы с несколькими женщинами, некоторые из них вдовы, как и я, развлекаем избранную группу приглашенных гостей. Женщины поют и танцуют. Мужчины пьют вино и разговаривают о политике и философии, и иногда, когда они говорят что-то действительно глупое, я чувствую себя обязанной присоединиться к разговору. Ближе к вечеру некоторые из гостей удаляются в личные покои за обеденным залом, а утром все возвращаются к своим будням, отдохнувшие и помолодевшие. Что может быть приятнее для Афродиты?
— А что мне делать во время этих вечеринок? — спросил Антипатр.
— Поучаствовать в них, конечно. Еда и вино там превосходные. Девочки красивые и талантливые. Разговор редко бывает скучным; некоторые из самых богатых и высокообразованных людей Галикарнаса регулярно обедают под этой крышей.
— Богатых, я уверен, — сказал Антипатр, — но образованных, сомневаюсь?
— Ах, какой же ты сноб, дядюшка! Осмелюсь предположить, что ты найдешь богатых людей Галикарнаса такими же утонченными, как жители Эфеса, Родоса или даже Афин. Многие из них знают твои стихи.
— А они? — Антипатр навострил уши.
— Действительно, знают, и меня очень огорчает, что я не смогу представить тебя как моего дорогого родственника Антипатра Сидонского, раз уж ы считаешься мертвы. Когда весть о твоей смерти достигла Галикарнаса, на наших собраниях мы говорили только о тебе!
— И что они говорили? — Антипатр не мог сдержать довольную улыбку.
— Все согласились, что мир потерял своего величайшего поэта.
— Ну, может быть, не такого уж и величайшего, — сказал Антипатр, стараясь казаться скромным.
— В твою честь мы с девочками по очереди цитировали твои эпиграммы о корове скульптора Мирона и спорили, кто умнее. Ты сам когда-нибудь видел эту статую в Афинах? Да и разве может какая-нибудь статуя казаться такой живой? Она процитировала:
«Если бы Мирон не слил мои копыта с этим камнем,
Я бы ушла на пастбище и оставила тебя в покое».
Антипатр радостно захихикал и сопроводил ее другой своей эпиграммой:
«Теленок, зачем тычешься мне в бок и сосешь мое вымя?
Я ведь корова Мирона, а не твоя мать».
Я закатила глаза и откашлялась. Греки и их эпиграммы! Учитывая все эпиграммы, которые Антипатр написал об этой корове, такой обмен стихами мог продолжаться до бесконечности.
Битто вздохнула: — Увы, мне придется представить тебя как Зотика из Зевгмы, и это никого не впечатлит. Но ты так хорошо сочиняешь стихи на месте, я уверена, ты их покоришь. Что ж, я рада, что все улажено.
Антипатр моргнул, внезапно осознав, что его обошли с фланга: — Битто, я ведь не соглашался, посещать эти твои вечеринки.
Она пожала плечами: — Если хочешь, можешь уединиться в библиотеке, на это время. Ты будешь рад увидеть, что мне удалось сохранить каждый свиток, собранный моим мужем. Какое-то время я думала, что мне придется продать их, пока мои вечеринки не увенчались успехом. Там есть полное собрание «Историй» Геродота. Ты знаешь, что он родился в Галикарнасе.
Глаза Антипатра загорелись: — Я полагаю, что теми вечерами, когда ты будешь исполнять роль хозяйку, мы с Гордианом используем время на то, чтобы лучше познакомиться с Геродотом.
— Говорите за себя! — хотел я сказать, но прикусил язык. Битто увидела выражение моего лица и рассмеялась.
— Пойдемте, — сказала она.
