Книга Бриллиант для короля - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже выходя из кабинета, он решил взять с собой еще и мадемуазель Леони. Никто не знал дома лучше ее, и она могла оказаться полезной. Ей тут же сообщили о поездке, она не заставила себя просить и была готова в одно мгновение.
До Рождества было холодно и снежно, а потом вдруг распогодилось и потеплело. Дороги немного размякли, зато улицы в городе были сухими. Подъехав к особняку, парижане увидели охрану — наместники королевских городов имели право пользоваться стражниками прево. Двери, окна, ставни — все было закрыто, но ворота распахнулись, как только перед ними появился его высокопревосходительство главный полицейский. Сержант, командовавший охраной, подошел с рапортом: врач, принимавший роды через две улицы отсюда и возвращавшийся на рассвете домой, увидел темный дом с широко распахнутыми дверями, вошел, обнаружил два трупа и поднял тревогу. После чего наместник города господин де Лаферте отдал приказ ни к чему не прикасаться и послал курьера с письмом к господину де ла Рейни. Из соображений приличия тела были отвязаны, а из погреба были выпущены запертые там слуги, их крики привлекали внимание. Слуг под надежной охраной отправили на кухню, чтобы они могли там согреться и поесть. В дальнейшем слуг не охраняли, несчастные были сильно напуганы.
Слуг было шестеро: Мерлэн, мажордом, Кордье, кучер, Матильда Балю, кухарка, Жаннетон, посудомойка, Марион Луве, камеристка баронессы, Леблан, лакей, и Буске, конюх. Все шестеро жили в доме. Уборщицы, прачки и садовники жили в городе. Из домашних слуг мадемуазель Леони знала только двоих — кухарку Матильду, с которой всегда была в хороших отношениях, и Марион, камеристку. О Марион она шепнула Альбану, что душа у нее такая же черная, как у ее хозяйки. Марион было лет под тридцать — темноволосая, с плоским лицом, большим носом и насупленными бровями, из-под которых выглядывали два зеленых глаза, похожих на каменные шарики. Ее трясло от страха, но когда она увидела в свите главного полицейского мадемуазель Леони, затрясло от злобы.
— Этой-то что здесь у нас понадобилось? — раздался ее сиплый голос. — Вдобавок ко всему она еще с полицией явилась! Мадам знала, что делала, когда выставила ее за дверь! Да ей давно пора бы подохнуть!
— Немедленно замолчать! — резко распорядился Альбан. — Мы прекрасно осведомлены, кто такая мадемуазель де Куртиль де Шавиньоль, которая имеет все права находиться в этом доме, в отличие от тебя! Еще одно непочтительное слово, и ты окажешься в тюрьме!
— В тюрьме? Но я ничего плохого не сделала, — плаксиво заявила горничная. — Сидела связанная в темном погребе!
— Замолчать всем! — приказал де ла Рейни. — Я хочу знать, что здесь произошло, но ты будешь говорить только тогда, когда я тебя спрошу. — Он устремил взор на толстяка мажордома, уписывающего хлеб с колбасой и запивающего еду вином. — Ты мне кажешься самым смышленым, вот и расскажи, что тут происходило ночью, — обратился он к нему.
Мерлэн с риском для жизни мигом проглотил все, что мешало ему говорить, вытер рот и поднялся.
— Соизвольте извинить меня, месье, но я чуть было не умер с голоду. Но теперь я целиком и полностью к вашим услугам, — произнес он почтительным тоном хорошо вышколенного слуги.
Де ла Рейни отдавал должное почтительности и улыбнулся.
— Вот и хорошо. Расскажи мне все, что знаешь о событиях этой ночи.
Рассказ был коротким и четким. Но, прямо скажем, Мерлэн мало что знал. На церковной колокольне прозвонили десять, когда громкий голос именем короля потребовал открыть ворота. Молча вошли человек двенадцать — вооруженные, в масках, одетые в черное. В две минуты все слуги были связаны, а начальник отряда, наставив пистолет на Ла Пивардьера, повел его в глубь дома, говоря, что им нужно объясниться. До этого Ла Пивардьер сидел и пил кофе в обществе мадам де Фонтенак.
— Больше я ничего не знаю, — со вздохом заключил Мерлэн. — Нас всех отправили в погреб, где и заперли.
— Кто были эти люди? Как по-вашему? Разбойники?
— Если честно, то на разбойников они были мало похожи. Одежда у них была одинаковая, и больше всего они походили на солдат. А начальник у них был из дворян. В этом я готов поклясться.
— Откуда такая уверенность?
— Да распознать дворянина совсем не сложно: кроме шпаги и перьев на шляпе у дворян особый тон и манеры, они привыкли распоряжаться. Их можно узнать по голосу, по речи. Я заметил, что этот человек хромал. Не знаю, чего он хотел от Ла Пивардьера, потому что в погребе ничего невозможно было услышать, но ворами эти люди не были, потому что, насколько я могу судить, они ничего не унесли.
— Я тоже так думаю, — подала голос мадемуазель Леони, утешавшая кухарку, которая плакала навзрыд в ее объятиях. — Я только что обошла дом, и мне не показалось, что эти люди что-то взяли. Эта двойная казнь больше всего напоминает месть.
— Казнь? — переспросила Марион. — Что значит казнь?
— Это значит, что мадам де Фонтенак и господин Ла Пивардьер были повешены в библиотеке, и надпись у них на груди гласила: «Да восторжествует Божья справедливость».
Марион вскрикнула от ужаса, и тут же у нее началась истерика, она рыдала в голос, повторяя, что ни минуты не останется в этом проклятом месте.
— Успокойся! — произнес Альбан насмешливо. — Ты тоже можешь удостоиться казни, когда мы с тобой разберемся.
— Для начала, — объявил де ла Рейни, — мы отправим девушку в тюрьму при замке. Я полагаю, что в этом деле она не причем, но у меня есть к ней вопросы относительно более давней истории, — уточнил он, взглянув на мадемуазель Леони, и она ответила ему слабой улыбкой.
— В тюрьму? Меня? За что? Я ничего не сделала...
— Вот это мы и определим. А поскольку вы всеми силами стремитесь покинуть этот дом, то в тюрьме вам явно будет спокойнее.
Горничная принялась вопить что было силы, но Альбан быстренько вывел ее в вестибюль и там препоручил двум стражникам прево, которые тут же связали ей за спиной руки. Когда Альбан вновь вернулся на кухню, де ла Рейни продолжал беседовать с мажордомом.
— Как давно находился в доме господин де Ла Пивардьер? Не думаю, что для вас новость, что его давным-давно разыскивает полиция.
— Да, я знаю об этом, но что я мог поделать? Только держать рот на замке. По правде говоря, за редчайшими исключениями, господин де Ла Пивардьер этот дом никогда не покидал.
— Неужели? А как могло случиться, что никто из многочисленной дворни не донес на него? Неужели люди были так ему преданы?
— Нет, господин главный полицейский, они так их обоих боялись! Покойная баронесса была страшной женщиной, и двое ее подручных — Марион и лакей Леблан — исполняли все ее приказания. Слуга с длинным носом не дожил бы до рассвета.
— К чему такие преувеличения? Достаточно было бы просто уйти отсюда.
— А куда? Здесь нам платили, к тому же мы все научились держать язык за зубами. Кроме того, мы были предупреждены: бегство не спасет доносчика, рано или поздно его разыщут и убьют. Ла Пивардьер был еще страшнее баронессы, и мы все боялись его как огня. Я признаюсь в этом без большой радости, потому что гордиться тут нечем. Но скажу прямо, Ла Пивардьер и мадам баронесса стоили друг друга.