Книга Путь на восток - Том Белл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что еще он сказал? – встрепенулся Лю, но тут же поморщился. Резкие движения все еще причиняли муки.
– Он все расскажет, братец, когда вернется, – Малыш принялся мерить комнатку шагами, без конца заламывая руки и нервно поглядывая по сторонам.
– Вернется? Откуда?
– Какой же ты болван, братец! – голос Жу Пеня был полон отчаяния. – Какой же ты глупый!
– Я не понимаю…
– Зачем ты пошел туда? А? Вот, это, скажи мне, главный ты дурак из дураков! Сбежал? От меня?
– Малыш, я…
– Ши-Фу велел мне приглядывать за тобой, а я уснул. А ты просто взял и сбежал! Даже не сказал ничего! – Жу Пень был в ярости, чего с ним не происходило никогда. – Ты хоть, это, представляешь, как я перепугался? А, братец? Так-тебя-растак! Чудо, что я нашел тебя. На площади случилось что-то ужасное, была битва, всюду бегали эти, ну, стражники! А если бы нас поймали? Ты подумал об этом?
Лю какое-то время неподвижно сидел, силясь осознать услышанное. Затем сжал кулаки и попытался встать. Боль вернулась мгновенно, словно и не уходила никуда. Голова закружилась, но он упорствовал. Пришлось зарычать, чтобы не обращать внимания на растекающееся по груди пламя. Однако Жу Пень не дал ему подняться.
– Ну уж нет.
Здоровяк с легкостью уложил его обратно и накрыл плечи огромными ладонями. В силе с Малышом мало кто мог посоревноваться, а ослабленный Лю с трудом мог двигаться, не то что сопротивляться. Вскоре он перестал бороться и обмяк. Свеча давно погасла. Небо за окном стремительно светлело, но в доме до сих пор царил полумрак, из глубины которого доносились тихие всхлипы. Жу Пень нашел в темноте гуцинь и начал медленно пощипывать струны в надежде обрести спокойствие самому и утешить друга.
– Прости меня, Малыш, – сквозь слезы прошептал Лю.
Жу Пень заговорил спокойным голосом:
– Ну, будет тебе, братец. Это ты прости. Я малость того, вспылил. Но ты сам виноват. Нечего было ходить туда. Незачем тебе было смотреть на эту проклятую свадьбу.
– Что же мне теперь делать… Я больше ее не увижу.
– А что тут поделаешь, братец? Все закончилось, и мы, это, ничего уже не поделаем. Ты жив остался, и это, ну, уже немало. Скоро вот как поправишься…
– Как, Малыш? Как я поправлюсь?
– Делай как я, братец. Не переживай о том, чего не можешь изменить.
– У меня так не получится, Жу Пень. Я чувствую его, чувствую осколок. Он прямо в моем сердце. Он рвется внутрь. Как будто хочет прошить меня насквозь! Я никогда не понимал, Малыш. Не понимал, что значит быть живым. Что значит чувствовать что-то. Я словно рисовое зернышко, которое выбросили в реку. Я…
– Братец, тебе нужно просто оклематься…
– Я будто исчезаю, Жу Пень! – Лю вытер слезы и шмыгнул носом. – Таю, как масло под солнцем. А еще постоянно вижу Кайсин. Слышу, как она кричит, как она плачет…
– Тебе немало досталось, дружище. Погоди, скоро все кончится. Ши-Фу поставит тебя на ноги, вот увидишь!
– Что он может сделать. Он просто старик…
– Он, это, чокнутый, конечно, но есть в нем что-то странное. А если и нет, то давай хотя бы послушаем, что он скажет. Есть, говорит, средство какое-то. Так мне и сказал, Духами клянусь.
– Он просто пытался тебя успокоить.
– Может быть. Может, и нет. Все-таки его зелье помогло тебе. Нам, это, послушать его все равно ничего не стоит. Так что…
– Тише! Что там такое?
С улицы послышалось мычание и шарканье ног. Кто-то ворчал и тихо ругался, словно тащил мешок, набитый непослушными дзюкайскими мартышками. Малыш напрягся и подскочил, сжав гуцинь как дубинку.
Звуки затихли у самого входа в дом. Жу Пень подошел ближе. Он долго прислушивался к пыхтению и сопению снаружи и только потом решился спросить:
– Кто там, это, приперся-то? Отвечай! Я вооружен!
– Бросай свое оружие, непутевый ты здоровяк, и помоги мне, – послышался недовольный старческий голос.
– Ох, это Ши-Фу, – вздохнул Малыш и выскочил на улицу.
Лю как смог приподнялся и начал сверлить взглядом дверной проем. Первым внутрь ввалился Жу Пень, а за ним вошел и монах. Они несли что-то, действительно напоминавшее мешок, и в неясном утреннем свете Лю не сразу разглядел бездыханного мужчину. Весь грязный и окровавленный, он выглядел жалко. Наверное, еще хуже, чем сам Лю. Покрытое влажной пылью тело было бледным и беспрестанно сотрясалось от лихорадки. Сокрытое черной с проседью перепутанной бородой лицо выглядело болезненным. Можно было подумать, что это покойник, но мужчина без конца шептал одну и ту же фразу:
– Я виноват. Я виноват. Я виноват…
– Духи, – охнул Лю, не в силах поверить в происходящее. – Это же Си Фенг.
– Да. Да, мой мальчик, – отозвался Ши-Фу.
Монах забегал по дому в поисках чего-то.
– Что с ним стряслось? – спросил застывший посреди комнаты Жу Пень.
– Потом, все потом, – монах всплеснул руками. – Бурелистник! Он еще остался? Куда ты его подевал?
– Ох-ох, – засуетился Малыш. Он бросился на улицу, затем хлопнул себя по лбу, вернулся к лежанке Лю и пошарил в темноте в поисках котелка. – Вот, мастер Ши-Фу.
Старик загреб полную пятерню влажных разварившихся листьев, сунул в рот и начал усердно жевать. Затем выплюнул кашицу на ладонь и помахал Малышу.
– Подержи его голову. Скорее!
Жу Пень плюхнулся рядом и приподнял Си Фенга. Монах бесцеремонно разжал челюсть раненого воина и начал кормить его пережеванными листьями.
– Ешь. Ешь, не сопротивляйся.
Си Фенг кашлял, давился, пытался мотать головой, но Малыш не давал ему шевелиться. Прошло немало времени, прежде чем монах удовлетворенно кивнул. Он отбросил в сторону опустевший котелок и устало развалился на полу. Воин затих, будто заснул. Лихорадка отступила, когда солнце поднялось над горами. Первые лучи проникли в дом и окончательно прогнали ночную тьму. На улице резвились птицы. Щебет соек и крики чаек с моря разносились над трущобами. Город совсем скоро начнет просыпаться, и, казалось, все снова пойдет своим чередом.
Однако едва живой Си Фенг был подтверждением того, что что-то не так.
– Что произошло, Ши-Фу? – наконец осмелился задать вопрос Лю.
Он подполз ближе и сел рядом с задремавшим Жу Пенем.
Монах растолкал Малыша и велел принести воды. Они начали обмывать Си Фенга и отдирать корки с ран. Одни выглядели простыми царапинами, другие же оказались глубокими настолько, что Ши-Фу немедленно наносил на них целебную мазь тетушки Таны, накладывал припарки с травами и туго обматывал тканью. Попутно монах рассказывал о том, что произошло на Императорской площади. Лю с замиранием сердца слушал,
