Книга Девять принцев Амбера. Ружья Авалона - Роджер Желязны

и зелеными прожилками, похожие на мраморные, но совершенно не скользкие, даром что все в воде. Шириной лестница была футов в пятьдесят и имела по обе стороны величественные перила из того же материала.

Мимо нас проплывали рыбки. Оглянувшись, я не заметил никакой погони.

Стало еще светлее. Мы подошли к первому столбу, и я обнаружил, что там наверху совсем не шар – это мой рассудок попытался приспособить логический образ для зафиксированного взглядом феномена. То было пляшущее пламя высотой около двух футов, словно на вершине громадного факела. Я решил пока не спрашивать, что это такое, сберегая дыхание – если можно так выразиться. Слишком уж быстро нам надо было идти.

Дальше лестница была освещена уже полностью, и, когда мы миновали полдюжины таких факелов, Рэндом проговорил:

– За нами погоня.

Я оглянулся и увидел позади неясные фигуры, четверо были верхом.

Странно было под водой услышать собственный смех.

– Пусть, – я положил ладонь на рукоять. – Мы одолели долгий путь, и нас не остановить!

Мы поспешно спускались по лестнице, справа и слева вода была черной, как чернила. Освещены были только ступени, далеко впереди проявилось нечто вроде огромной арки.

Дейдра летела вниз, прыгая через две ступени. Лестница гудела от стаккато лошадиных копыт.

За нами мчалась целая орава вооруженного народу, заполняя всю ширь лестницы – но эти были далеко позади, а вот четверка всадников почти догнала нас. Мы со всех ног поспешили за Дейдрой. Рука моя твердо сжимала рукоять.

Три, четыре, пять фонарей… Потом я обернулся вновь. До всадников всего с полсотни футов, остальных почти не видно. Великая арка возвышалась впереди, футах в двухстах, – величественная, алебастрово-белая, сплошь в резных барельефах: тритоны, нимфы, русалки, дельфины.

И за аркой нас, похоже, ждали.

– Небось гадают, с чего это мы сюда явились, – сказал Рэндом.

– Сперва нужно добраться, – отозвался я и прибавил темп, потому что всадники сократили разрыв еще футов на десять.

Я обнажил клинок, и он засверкал в свете подводных факелов. Рэндом сделал то же самое.

Ступеней через двадцать лестница опасно задрожала, и мы развернулись, чтобы нас не срубили на скаку.

Всадники почти нагнали нас. До ворот оставалось всего футов сто; с тем же успехом они могли находиться и в ста милях, если мы не справимся с этой четверкой…

Я пригнулся, когда первый взмахнул клинком. Второй был справа и чуть позади, так что, естественно, я сместился влево от него, чуть не упав с Лестницы. Из-за этого первому, который держал клинок в правой руке, пришлось нанести удар через шею коня.

Я парировал в четвертой позиции и выполнил рипост.

Он сильно наклонился вперед, нанося удар, так что острие вонзилось в его шею справа.

Струя крови алым туманом, растворявшимся в зеленоватом свете, окутала его. Мелькнула безумная мысль: жаль, Ван Гог этого не видит.

Лошадь продолжала двигаться вперед, и я прыгнул на второго сзади. Он развернулся и отразил мой удар, однако инерция его движения в воде плюс сила моего удара вышибли его из седла. Я добавил ему ногой, он закачался в воде над Лестницей; я нанес выпад снизу вверх, он отбил и этот удар – однако по инерции вылетел за перила. Я услышал, как страшно он вскрикнул, раздавленный чудовищной массой воды, – и тишина.

Рэндом уже успел срубить одного всадника вместе с конем, спешил второго и как раз дрался с ним. Когда я подоспел на помощь, он и этого уже прикончил и смеялся. Над телами клубилась алая кровь, и вдруг я осознал, что действительно был знаком с бедным бледным бесом[49] Винсентом Ван Гогом – и мне действительно очень жаль, что старина не может запечатлеть все это.

До ватаги пеших преследователей оставалось футов сто, так что мы развернулись и бросились к арке. Дейдра уже находилась по ту сторону.

Мы успели. За аркой вокруг нас сверкнули обнаженные мечи, и преследователи повернули обратно. Мы вложили клинки в ножны, и Рэндом сказал:

– Ну вот и все.

И нам оставалось лишь шагнуть навстречу защитникам Великой арки. Рэндому тут же велели сдать оружие, и он пожал плечами и отдал клинок. Потом двое встали справа и слева от него, а третий – еще и позади, и мы двинулись дальше, вниз по лестнице.

В этом водном царстве я утратил всякое ощущение времени. По-моему, шагали мы еще минут пятнадцать или полчаса.

А потом перед нами выросли золотые ворота Ребмы. Мы прошли их и оказались в городе.

Все здесь было видно словно сквозь зеленую дымку. Дома, какие-то чересчур хрупкие и вытянутые, образовывали странные сочетания цветов и форм, от которых мозг мой снова заработал, мучительно пытаясь вспомнить нечто знакомое. Однако результатом была лишь знакомая уже головная боль, сопровождающая мои безуспешные попытки вспомнить полузабытое. Но я точно ходил по этим улицам. Или по другим, во всем им подобным.

Рэндом не сказал ни слова с тех пор, как был взят под стражу. Дейдра спросила лишь о нашей сестре Ллевелле. Ей сообщили, что Ллевелла находится в Ребме.

Я рассматривал сопровождающих нас стражей. Волосы зеленых, пурпурных и черных оттенков, а глаза зеленые у всех, кроме одного – у этого они были цвета лесного ореха. Все облачены в чешуйчатые штаны и плащи, на груди перекрещены двойной перевязью лямки помочей; на выложенных перламутром поясах – короткие мечи. Кожа гладкая, лишенная растительности. Со мной никто из них не говорил, хотя многие рассматривали – кто с любопытством, кто неприязненно. Зато оружие осталось при мне.

В городе мы двинулись по широкому бульвару, освещенному такими же столбами-факелами, как на Файелла-бионин, только здесь они располагались поближе. Из зарешеченных восьмиугольных окон на нас пялились местные жители, вокруг плавали косяки рыбешек с яркими брюшками. Когда мы повернули за угол, откуда-то вдруг осенним шквалом налетело холодное течение, а через несколько шагов – теплое, как летний ветерок.

Нас привели во дворец в центре города, и дворец этот оказался мне знаком не хуже, чем моей руке – перчатка, что была заткнута мне за пояс. Точная копия дворца Амбера, разве только вся в зеленоватом тумане и странно искаженная зеркалами, встроенными в стены как внутри, так и снаружи. На троне в зеркальном зале, который мне тоже показался очень знакомым, сидела женщина; волосы у нее были зеленые, с нитями серебра, глаза круглые, как нефритовые луны, а брови взмывали оливковыми чаячьими крылами. Небольшой рот и подбородок, скулы высокие и довольно широкие. Серебряный венец сдвинут низко на лоб, на шее сверкало хрустальное ожерелье. Свисающий с него