Книга Александр. Том 1 - Олеся Шеллина

вроде: «Осторожно, смотрите, куда идёте», — на чём инцидент и закончился.

Кабинет-секретарь выскочил из комнаты, чтобы помчаться писать приказ, а Зимин молча подошёл ко мне и протянул какую-то бумагу.

— Что это? — я взглянул на него вопросительно.

— Манифест. Его с утра уже распространять начали, — глухо сказал он.

— Чей манифест? — я не сводил с него пристального взгляда.

— Ваш, ваше величество.

— Как интересно. — Проговорил я, разворачивая бумагу. — Особенно интересно, когда я успел. Если только не приготовил эту дрянь заранее. — Я помахал манифестом в воздухе. — Как думаешь, я приготовил его заранее?

— Я не… я не знаю, ваше величество, — проговорил Зимин.

— Зато честно, — проговорил я, углубившись в чтение.

Так, что же здесь пишут? Смерть Павла выдали за удар, ну, тут ничего удивительного нет, я что-то подобное подозревал. Дальше обычное бла-бла-бла: буду верой и правдой, кушать не смогу, и живота не пожалею. Ничего особо конкретного. Видно было, что манифест писался в большой спешке. Так, а вот это уже интересней. Я перечитал не понравившийся мне отрывок. Что-то я не припомню, чтобы Сашка в своём дневнике мечтал продолжить бабкин курс.

— Кто из этого списка был наиболее приближен к бабке моей, Екатерине? — я сунул Зимину под нос бумагу, на которой старательно были выведены имена. Почерк у Скворцова был неуверенный, нечасто ему писать приходилось, но вполне разборчивый.

— Так ведь Зубовы, — Зимин недоумённо посмотрел на меня. — Разве же вы забыли, ваше величество?

— Нет, не забыл. Просто подумал, что что-то упустил, — выкрутился я. Зубовы значит, ну-ну.

Рука сама собой опустилась в карман и нащупала золотую табакерку. Ещё раз перечитав манифест, встал и прошёлся по комнате. Здесь было хорошо натоплено, и я уже с час назад снял мундир, который сейчас просто на плечах висел. Собственно, ничего особо криминального в манифесте не было. Что касается обещаний проводить и дальше политику Екатерины, то это ничего не значит. Когда хоть один политик в любое время и в любой стране мира выполнял то, что обещал?

— Тело Павла Петровича вынесли в малый зал, — в комнату скользнул Скворцов.

— Надо бы замок открыть для посетителей, чтобы всякий мог попрощаться, — неуверенно добавил Зимин.

— Ты сможешь обеспечить коридор охраны? — спросил я у поручика, поворачиваясь к нему, сминая в руке манифест.

— Да, ваше величество, — твёрдо сказал Зимин.

— Ну что же, пошли, попрощаемся с императором первыми, заодно посмотрим, как лучше гвардейцев для караула расположить. — Идея открывать замок мне очень сильно не понравилась. Но ничего не делать было нельзя, и я это тоже прекрасно понимал.

Так и не надев мундир, оставив его болтаться на плечах, я вышел из комнаты. Меня сопровождали Зимин и ещё один поручик, чьего имени я пока не знал. Сзади тенью скользил Скворцов. Он сначала хотел остаться, потому что ему всё ещё было не по себе среди офицеров, но я сделал знак рукой, чтобы Илья следовал за мной. А господа офицеры, похоже, начали уже к нему привыкать. Немудрено — они тоже слишком стремительно оказались в центре событий, и пока что пребывали в некоторой растерянности. Так что, наличие рядом со мной простого слуги очень быстро перестало их смущать. Тем более что у царей всегда были свои причуды, и, чаще всего, у этих причуд были конкретные имена. Взять того же Меншикова, например.

Малый зал, в котором стоял гроб, не слишком соответствовал своему названию. Большое, абсолютно пустое помещение. Роскошный гроб стоял на возвышении у стены, и пока я шёл к нему, по залу эхом раздавались шаги. Было что-то ещё. Что-то, что не давало мне покоя. Подойдя к возвышению, я развернулся и оглядел зал.

— Почему он один? — тихо спросил я, но акустика здесь была отменная, и мой голос разнёсся по всему залу. Я почувствовал, как на лице сыграли желваки. — Кто-нибудь мне объяснит, почему моего отца оставили здесь совсем одного?

— Ваше величество, извините, ради бога, я отлучился всего на одну минуту, — из боковой двери выскочил мужчина с серым от усталости лицом. — Это я виноват, что Павел Петрович остался в одиночестве. Буквально на минуту. Я отдал распоряжение не пускать никого сюда, пока не переговорю с вами. — Пока я мучительно соображал, кто этот мужик, он подошёл к гробу. — Извольте взглянуть, ваше величество. Это всё, что я сумел сделать. — И он указал на лежащее в гробу тело.

Так, похоже, я догадываюсь, кем он может быть. Это лекарь. Кому ещё могли поручить привести тело покойного императора в порядок. Нужно же, чтобы Павел выглядел так, словно он от удара умер.

Я посмотрел на покойного императора. Скрыть, отчего он действительно умер, не удалось. Удар по лицу был какой-то озверелый. Так, при запланированном убийстве не бьют. Неужели, правда, убивать не хотели? Нет, вряд ли. Просто что-то пошло не так. И если на шею намотали пышный платок, то вот всё остальное… Широкополая шляпа, конечно, спасала положение, но ненамного.

За спиной послышался вдох как сквозь стиснутые зубы. Я обернулся на Зимина. Тот стоял, с мрачным видом рассматривая императора.

— Поставь оцепление, — тихо проговорил я. — Близко к телу никого не подпускай. Свечей побольше. Свет свечи тени отбрасывает даже днём. Вы провели бальзамирование? — я повернулся к лекарю.

— Разумеется, ваше величество, — ответил он и поклонился.

Я же поёжился и попробовал запахнуть мундир, из-за охватившего тело озноба. Рука снова нащупала табакерку в кармане, а затем короткий пока список убийц. Покойся с миром, Павел Петрович. Я обещаю, что кто-то из этой кодлы, точно скоро составит тебе компанию. А некоторые фужером то шампанское закусят, которое сейчас пьют. Потому что я, ни черта не пацифист, и не восторженный романтик, переполненный либеральными идеями. И оставлять за спиной тварей, способных вот на такое скотство, точно не собираюсь.

Видимо, что-то отразилось на моём лице, потому что в тот момент, как я отошёл от гроба, Зимин вытянулся передо мной, а в его взгляде впервые промелькнуло что-то весьма похожее на преданность.

— Сделай так, чтобы он больше не оставался один, — на этот раз я не приказывал, а просил. — Я понимаю, что ему уже всё равно, но это важно для меня.

— Слушаюсь, ваше величество, — Зимин сказал это спокойно,