Книга Резервация монстров: Одна среди них - Тая Ан

class="p">– Не стоит недооценивать противника, – сдавленно прошептала я, со всей силы хватая подставленную руку. Его тело тут же пронзило судорогой, и он судорожно задергался, выгибаясь дугой, не в силах освободится из ловушки. Через несколько секунд заряд в кольце иссяк, и мужчина свалился кулем, бессильно отпустив мою ладонь. Его глаза были широко раскрыты, он тяжело дышал, хватая ртом воздух и вздрагивая как на морозе. Я осторожно обошла страдальца кругом и остановилась на безопасном расстоянии. Ну и кто тут теперь тварь дрожащая, а?

Мстительно ухмыльнувшись, я твердой рукой сняла кольцо и спрятала в карман отработавший артефакт. Затем бесцеремонно уселась на живот вздрогнувшему от такой наглости болезному, и, демонстративно достав телефон, вызвала портал. Сидеть было неудобно, хорошо, что не пришлось терпеть долго такую жесткую человекообразную мебель. Не прошло и двух секунд, как мы провалились в яму телепорта.

10.

Я полюбовалась в зеркало последний раз и с сожалением стянула восхитительное платье. За несколько часов моего вынужденного приключения оно нисколько не утратило своего первоначального качества. И теперь у меня есть вещь, в которой я смотрюсь по-настоящему прекрасно. Переодевшись в легкие штаны и толстовку, заботливо вычищенные и отглаженные умной машиной, я вернула кусок персикового шелка в шкаф, где висели вещи, чью принадлежность я безошибочно определила по запаху. Что закономерно, Герман никогда не чувствует запаха дыма на своих вещах. Да и платье вряд ли сможет пахнуть ванильной горечью сильнее, чем сейчас. Любой его подарок всегда был настолько пропитан этим характерным запахом, что приходилось долгое время проветривать вещь на балконе. Видимо, это такой своеобразный способ метить территорию. Ха-ха.

В общей комнате мужчины пили чай с булочками, и общались о чем-то меня не касающемся. Это я поняла по их неловкому молчанию после того, как присоединилась к чаепитию. Герман услужливо налил мне кипятка, и продолжил разговор на сугубо мужском языке, оперируя исключительно научно-техническими терминами. Судя по скисшему выражению лица его собеседника, на этом языке он мог только читать и то лишь со словарем. Из банки с чайными капсулами я выбрала нежно-зеленую, и, утопив ее в кружке, не пожалела. Это оказался мятный травяной настой с преобладанием нот мелиссы и чего-то цитрусового. С минуту погрев ладони о железную кружку я, наконец, рискнула прервать унылый монолог Гера, скромно кашлянув, чем тут же притянула к себе общее внимание.

– В чем дело, Рин?

Интересный вопрос. После того, как я час назад эффектно выехала из телепорта верхом на их бывшем коллеге, знаков внимания мне было оказано аж два. Гер только спросил, как я, и едва дождавшись ответа, занялся обессиленным царнимовым телом. А Дар так вообще удостоил лишь кивком. И все. Пока они кружили как два голодных стервятника, дорвавшихся до дохлого слона, я успела принять душ, найти свои вещи, переодеться, и вернуться. Здесь существенно ничего не изменилось, только туша, тобишь Царним, исчез, как будто стервятники за те полчаса, что я отсутствовала, успели обглодать его целиком вместе с тапками. Такое незаслуженное отсутствие внимания к своей скромной персоне показалось мне чертовски обидным. В конце концов, я имела право на информацию. Между прочим, я рисковала если не жизнью, то честью и достоинством за шут знает, когда купленную прокуренную тряпку, которую итак получила бы запросто.

Отпив теплый чай, я ответила, проникновенно взглянув ему в глаза:

– Я бы хотела знать, что дальше, Гер.

С моей стороны это был своеобразный удар ниже пояса. Я редко допускала пересекаться с ним глазами вот так, ведь подобные взгляды он ой как не любил. Так может позволить себе смотреть невеста на любимого жениха, когда они наконец остаются наедине, заранее предполагая, чем ей это грозит. А Герману, убежденном в своем бесправии относительно меня подобное обращение причиняло неприятно тоскливое беспокойство, которое, как сейчас, ясно отразилось в его глазах. Тем не менее, всетаки изредка я позволяла себе этот нечестный прием, чтобы узнать четкие ответы, иначе же Герм, мастер недоговаривать, мог сказав много, не сказать толком ничего. Сработало, как и всегда.

– Ты вернешься к себе на базу, я полагаю, – напряженно отозвался Гер, не отрывая невеселого взгляда от моего лица, – Если ты все еще заинтересована в этой работе, конечно.

Поняв по моему выражению, что всетаки заинтересована, он продолжал:

– Можешь наведываться в гости, как только пожелаешь, мы всегда будем тебе рады, – он печально улыбнулся, скосив глаза на Дара. Тот весьма неубедительно кивнул. Я скептически оглядела их обоих.

– Ну что вы, я итак чрезмерно злоупотребила вашим гостеприимством.

Дар подавился чаем, и Герман хлопнул его несколько раз в районе лопаток, осуждающе покачивая головой в ответ на мой детский выпад. На этом мои вопросы не закончились.

– А что будет с Царнимом?

Мужчины переглянулись.

– Он в нижнем ярусе, в карцере. Мы уже вызвали людей, которые конвоируют его до цивилизации, и там они сами решат, что с ним делать дальше. Главное, что здесь он никому больше мешать не станет.

– То есть вы не переживаете, что он сольет всю секретную информацию об ваших находках? – не унималась я.

– Нет, – безапелляционно заявил Дар, – Мы уверены, что это не входит в его планы.

Ответы меня не удовлетворили. Интуиция никогда меня не обманывала, а тут она просто кричала о том, что эти интриганы что-то явно не договаривают. Другой вопрос был в том, нужна ли эта информация мне, и касается ли она непосредственно меня. Но так уж вышло, что я родилась женщиной. А женщина и любознательность обретаются по отдельности только в виде исключения, которым я, к счастью или нет, не являлась.

Сделав вид, что удовлетворила свое любопытство, я осталась допивать чай, а мужчины, углубившись в разговор о своем, покинули общую комнату. Я больше не могла осуждать их небрежное поведение относительно моей персоны. Глядя на их увлеченность своими многолетними трудами и исступленно горящие глаза при обсуждении очередного исследования, невольно задумаешься, что ученый это не профессия и не призвание, а определенная порода людей. Для них работа – это вся их жизнь, которую они наполняют результатами исследований, ее содержание и поистине главный смысл. Вне работы внимания Германа мне хватало с избытком, можно сказать, порою я от него просто задыхалась. Здесь же было более чем глупо с моей стороны обижаться на его отсутствие. Поэтому