Книга Мерперт Н.Я. Из прошлого: далекого и близкого. Мемуары археолога - Николай Яковлевич Мерперт

и в первые дни я видел его выходящим из библиотеки с большой пачкой книг, предназначенных для растопки печки в комнате его семьи. Книги, конечно, были конфискованы (среди них оказался «Animal style» великого М.И. Ростовцева). И господин экс-директор пытался сопротивляться... Пришлось обойтись с «солнышком» не слишком ласково: было это более 60 лет назад, и силой меня Господь по тому времени не обидел.

Ограничусь этим эпизодом, но был он не один и не по единому поводу. Хотя надо подчеркнуть, что во всех конфликтных ситуациях городские и партийные (Н.А. Сирота) органы неизменно были предельно лояльны к нам.

Несколько слов о сотрудниках музея в эти далекие годы. Почти одновременно с нашим приездом в Керчь был назначен и новый директор музея Виталий Иванович Юдин, сменивший приснопамятного Солнышко. Я не знаю предшествующей его должности (по-моему, она был связана с дипломатической деятельностью на востоке, кажется, в Монголии). Но, во всяком случае, в Керченском музее он проявил себя наилучшим образом: очень быстро вошел в курс дела, совершенно правильно оценил общую его ситуацию, неустанно и умело добивался последовательного ее улучшения. Безусловная позитивность предпринятых Виталием Ивановичем мероприятий почувствовалась сразу же с появлением его в музее. То же следует сказать и о заместителе Юдина по научной части — Анне Павловне Ивановой — высококвалифицированном археологе-антиковеде, ученице Л.М. Славина, активно и на высоком научном уровне участвовавшей фактически во всех акциях, ведущих к восстановлению музея: в систематизации находок, соотношении их с документацией, сверке и верификации последней, восстановлении инвентарных книг, пересмотре, а при необходимости и переработке экспозиционного плана, наконец, в реставрации многих сотен самых разнообразных объектов, которым Анна Павловна буквально давала «вторую жизнь»: у нее были прекрасные руки, в равной мере восстановившие и керамику, и металл, и камень, и украшения, и архитектурные детали.

Главным хранителем музея был выпускник кафедры истфака МГУ Б. Жеребцов, также активно участвовавший во всех мероприятиях по восстановлению музея, главным образом, требующих физической силы.

Фактически к моменту нашего приезда названными лицами и ограничивался штат музея, что же касается распределения обязанностей, то повторю уже сказанное выше: все занимались всем. Естественно, прежде всего, это касалось самих зданий музея и оборудования, а также коллекций и документаций. Не менее актуален был вопрос о музейном оборудовании — как экспозиционном, так и рассчитанном на упорядочение хранения. Но столь же значительные работы предстояли и за пределами музея, на территории городища и примыкающих к нему обширных участках. Особого внимания требовали обширные некрополи, многообразие и богатство которых были засвидетельствованы и работами на протяжении полутора столетий, пусть и разнокачественными. Глубоко справедливы слова В.Д. Блаватского: «История каждого города лишь тогда получит надежную основу, когда будут точно определены границы города и тех изменений, которые они испытывали. При этом подобное исследование только тогда окажется по-настоящему плодотворным, когда параллельно с изучением города будет производиться изучение принадлежащего ему некрополя. Изучение последнего дополняет наши представления не только о топографии, но и культуре данного пункта».

Приведенное определение В.Д. Блаватского полностью соответствует многочисленности и разнообразию погребальных памятников как внутри самого Пантикапея, так и, прежде всего, во всем его регионе: от скромных грунтовых единичных погребений и разновеликих некрополей до монументальных конструкций, поражающих и размерами, и архитектурным совершенством, и превосходным знанием канонов древнегреческой погребальной архитектуры периода ее расцвета, строительной техники, сочетания прекрасно выработанных компонентов, представленных в глубоко продуманных сочетаниях. Они полностью соответствовали архитектурному совершенству самого города, не уступавшему по основным показателям ни технике, ни эстетизму построек метрополии.

Склеп Деметры. Начало I в. н. э.

Голова Деметры на плафоне склепа.

Я не касаюсь целого ряда важнейших исторических и археологических характеристик Пантикапея и беспредельной его информативности. Здесь нет ни ремесла, ни торговли, ни политической истории, ни общей характеристики застройки и районирования города. Я лишь пытался хоть в какой-то мере передать ту необъятную массу впечатлений, чувств и откровений при подлинном соприкосновении с античностью. И, слава Богу, что соприкосновение это было не парадным, не визитерским, а рабочим, с перемещением многопудовых надгробий при восстановлении лапидария в дромосе «Царского кургана», со склейкой сотен сосудов, с попытками восстановлений известняков статуй, металлических изделий, каменных украшений при поисках и попытках упорядочения их документации. Пусть акции эти были примитивны, но они были, и это не может не радовать (в середине лета 1945 года была даже открыта временная экспозиция музея, которую посетили многие жители разрушенной Керчи).

Тогда же приехала из Москвы большая экспедиция, руководимая В.Д. Блаватским. Началась новая эра, по сути дела — начало регулярных, масштабных исследований Пантикапея, который ныне имеет основания считаться одним из наиболее систематично исследованных античных городов вообще. Замечу, что Владимир Дмитриевич счел возможность поручить мне небольшой раскоп вблизи раскопа К.Е. Думберга. Для меня это был первый опыт участия в раскопах большого города, существовавшего свыше тысячи лет, и опыт, за который я до конца дней своих буду в неоплатном долгу перед памятью блестящего нашего антиковеда. Напомню, что связан я был с Владимиром Дмитриевичем с 6-го класса школы, далее в МГУ слушал его курс, был на его семинаре и у него же писал дипломную работу.

В октябре того же года я вернулся в Москву, защитил дипломную работу о фанагорийских кровельных черепицах (позднее она была полностью опубликована в МИА №19) и сдал государственные экзамены. Было все это в декабре 1945 года: какому-то мудрецу (сверху) пришло в голову сократить срок обучения на истфаке до четырех лет, но не получилось. Тогда сократили до 4,5 лет, а вскоре возвратились к исходной ситуации.

VIII. Аспирантура

К весне 1945 года вся кафедра, наконец, объединилась. Вернулись с фронта аспиранты Д.А. Авдусин, А.Ф. Медведев, Б.А. Колчин, Н.И. Сокольский, вернулись ветераны и из старшего поколения: ведущий археолог-антиковед В.Д. Блаватский, антиковед П.Н. Шульц, замечательный специалист по древнерусской культуре и особенно по владимиро-суздальской архитектуре, герой войны Н.Н. Воронин. По-разному сложились их военные судьбы, но все они с честью прошли страшные испытания и без промедления встали в основной свой строй — археологический[4].

Считаю необходимым отметить, что при всей специфике положения Москвы (особенно в 1941-1943 гг.) археологическая жизнь в ней не