Книга Сезон охоты на кротов - Евгения Витальевна Кретова

там наверняка все это есть.

— Непременно. Но мне нужно ваше мнение. — Обухов откашлялся. — Что вы можете сказать о личных контактах вашего начальника?

Сосновский помолчал. Чтобы чем-то занять паузу, он не торопясь придвинул к себе чайник, налил в чашку густой и ароматный чай — Обухов уловил нотки бергамота и лайма, легко растянувшиеся по кабинету.

— Если вы думаете, что его могли убить из-за женщины, то это вряд ли. — Сосновский сделал небольшой глоток чая. Он пил аристократически аккуратно, чуть отставив мизинец и едва касаясь губами края фарфоровой чашки. — Связи у него были. И много. Но ничего серьезного, понимаете? Константин Игоревич уклонялся от любых сложных отношений, привязанностей. Расставался легко, мог даже подкинуть девушке денег или что-то подарить. Ну, чтобы на него не держали зла и обид.

— Берег карму? — Обухов не удержался — саркастически хмыкнул: в последнее время что ни миллионер в Москве, то мистик или экзорцист.

Сосновский посмотрел с осуждением:

— Вот вы напрасно так, господин следователь. Ваша ирония выдает в вас человека… ограниченного в средствах.

Сосновский отвел взгляд, явно уже сожалея, что затронул столь щекотливую тему.

Обухов откинулся на спинку кресла:

— Вот это новость!

Сосновский вздохнул, поставил чашку на стол и сложил пальцы «домиком», уставившись на следователя отечески-снисходительно:

— В вашей иронии — голос стяжательства, вам кажется невдомек, что занятой человек, каким был Константин Игоревич, больше дорожит временем и нервами, чем деньгами. Ему было проще заплатить и не знать проблем, чем тратить силы на бесконечные препирательства… Так принято в наших кругах. Девушка говорила — ты мне должен. Он кивал и узнавал сумму.

— А если сумма оказывалась больше разумных пределов?

Сосновский небрежно пожал плечами:

— Думаю, Константин Игоревич платил столько, сколько считал разумным. Это на него больше похоже.

В кабинете повисла пауза, прерывавшаяся то и дело звуками улицы из приоткрытого окна кабинета.

— Значит, личных мотивов вы не знаете? — Сосновский кивнул ответ. — А о врагах Юрьева?

— Они у него были, как у всех нас. Он крупный предприниматель, это неизбежно…

— И все-таки можно поконкретнее.

Сосновский усмехнулся уголками губ. Положив затылок на подголовник офисного кресла, посмотрел на следователя рассеянно.

— Чтобы вы затаскали их в прокуратуру?

Обухов начал раздражаться:

— Альтернатива на самом деле не велика: вы можете ответить на мой вопрос сейчас, сидя в своем уютном кабинете, а можете — у меня в конторе, будучи вызванным по повестке. Выбор, что называется, за вами… Как вам больше нравится? — Обухов подался вперед, будто пришпиливая зама Юрьева взглядом к роскошному кожаному креслу. — Я расследую убийство человека, вашего шефа, между прочим. И не факт, что мое расследование не приведет к вам, только уже не в качестве свидетеля, а в качестве подозреваемого. Как вам такая перспектива?

Сосновский округлил глаза:

— Вы мне сейчас угрожали, я не понял? — он покачал головой и заговорил примирительно. — Я могу не все знать. Я работал с Константином Игоревичем, но в приятелях его не значился.

— И тем не менее… — Обухов приготовился записывать.

Сосновский, закатив глаза и сложив руки на груди, называл имена, названия фирм и дела, из-за которых могли быть претензии. Долг в пару сотен тысяч, сорванный отпуск, испорченный вечер в ресторане…

Обухов отложил карандаш:

— Вы серьезно? — прервал он свидетеля.

— В каком смысле? — Сосновский открыл глаза и уставился на следователя с недоумением.

Тот теперь выглядел злым — волосы, коротко остриженные на затылке, кажется, встали дыбом, как у взбесившейся овчарки. Обухов смерил его взглядом, вернул презрительную усмешку:

— Вы серьезно считаете, что человека можно убить из-за пьяной драки в ресторане? Это в вашем мире — норма?

— Убийство человека ни в каком мире не норма, — отрезал Сосновский, выпрямляясь. — Я называю то, что знаю. Если это не представляет ценности для следствия, в этом моей вины нет — я предупреждал, что никакими особенными секретами не владею: я коллега Константина Игоревича, а не его наперсник.

Обухов кивнул:

— Хорошо, зайдем с другой стороны. Как давно вы работаете у Юрьева?

— Почти четыре года.

— Отлично. Расскажите подробнее о банкротстве «Аллюр-строя». Это ведь происходило при вас?

Сосновский вздохнул:

— Грустная история. Юрьева подставил его партнер по бизнесу, вышел из сделки, оставив на Константине Игоревиче все долги.

— И он их выплатил?

— Не все, кое-что осталось, уже какие-то сущие копейки. Но ему удалось спасти «Аллюр-строй» и часть его активов.

— А подробнее об активах можно? — Обухов снова взял карандаш в руки.

— Подробнее… — Сосновский вздохнул. — Это ряд недостроенных торговых центов, примерно на двести-триста тысяч квадратных метров. Ну как — недостроенных: в каком-то отделка только оставалась, в каком-то завершен монтаж несущих конструкций… Скажем так — разная степень готовности… Жилые комплексы. Еще бизнес-центр в Одинцово, его удалось продать и сохранить лицензию… Несколько своих производств стройматериалов, дизайн-бюро… Плюс нематериальные активы — лицензии, патенты. Заключенные госконтракты или опционы… Что-то было утрачено в период конкурсного производства, но стараниями Константина Игоревича, продавались объекты не за бесценок, как это иногда бывает, а по нормальной цене. Поэтому ему и удалось сохранить хоть что-то.

— И что, партнер просто слился?

Сосновский кивнул:

— Представьте себе.

Обухов нарисовал в блокноте большой знак вопроса — посмотреть это дело о банкротстве.

— А кто вел конкурсное производство?

— Конкурсный управляющий Ма́хин, я могу найти его координаты.

Следователь кивнул:

— Да, буду признателен… А как звали партнера, который подставил вашего шефа?

— Илантьев, Антон Сергеевич.

Глава 11. Самое страшное

Пригород Краснодара, четверг

Денис брел по улице, не обращая внимание на лужи и рассыпавшиеся из-под ботинок черные брызги. «Я не вернусь к Антону!» — звенел в голове материнский голос, как приговор.

— Придурок, блин, — выплюнул он, бросив взгляд на собственное отражение в витрине продуктового магазина. В самом деле, что он там себе напридумывал — розовых пони, зефирно-ванильное будущее, в котором у него будут семейные завтраки и ужины, походы