Книга Воспоминания комиссара-танкиста - Николай Андреевич Колосов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Настала пора проставить все точки над «i». Никогда нельзя будет простить Сталину уничтожения многих сотен тысяч советских людей – в том числе крупнейших вое начальников, что привело к трагедии 1941-го. Но нужно видеть, трезво взвешивать различные стороны деятельности тогдашнего руководителя партии, государства, Вооруженных сил. Ведь сейчас в некоторых изданиях Сталина преподносят как ничтожного, мелкотравчатого человека, жестокого, мстительного – и ничего больше. Подобная подача мне не по душе.
Конечно, главное, что в ту пору тревожило наши души, было стремление принять личное участие в борьбе с фашизмом, в боях за честь и независимость нашей Родины. Я не знал в ту пору ни одного человека, который не был готов пожертвовать собой, не разделил в конечном итоге уверенности Сталина: «Враг будет разбит, победа будет за нами». Так было. Так не могло не быть…
Оказалось, в то время решалась и моя судьба. Через несколько дней после отъезда Кашубы меня вызвал комиссар Антонов:
– Поезжай в Главное политуправление. Там тебе все объяснят.
В Главпуре разговор был еще короче:
– Колосов? Езжайте к Бирюкову!
В то время армейский комиссар 2-го ранга Н.И. Бирюков был комиссаром Главного управления бронетанковых и механизированных войск. В его приемной увидел я многих танкистов – командиров и политработников.
– Погоди, вызовут, – сказали мне.
В кабинет Бирюкова командиров вызывали группами по пять-шесть человек, особенно долго у комиссара никто не задерживался. Наконец настал и мой черед. Вместе со мной зашли подполковник, фамилию которого я, к сожалению, не помню, и еще два командира. Всего нас оказалось четверо.
– Вы направляетесь на Северо-Западный фронт для выполнения особого задания, – обратился к нам Бирюков. – Старший группы – подполковник… – и Николай Иванович назвал его фамилию. – Заместитель по политической части – батальонный комиссар Колосов.
Бирюков кратко ознакомил нас с задачей. Лаконичность была неотъемлемым свойством его характера.
Мы ехали на фронт, но… не воевать. В соответствии с директивой начальника Главного политического управления РККА армейского комиссара 1-го ранга Л.В. Мехлиса[44] мы должны были вывести с передовой танкистов, оказавшихся по многим причинам без боевых машин. Дело это, безусловно нелегкое, было очень и очень важным.
В самом начале войны в приграничных сражениях наши танковые части и соединения понесли серьезные потери в технике. Если учесть к тому же, что далеко не все они были укомплектованы машинами даже на половину штатного расписания, то вообще получалось, что на фронтах оказался огромный резерв «безлошадных» танкистов. Его, естественно, быстро прибрали к рукам командиры нетанковых частей. На первых порах, когда любой ценой нужно было остановить наступавших гитлеровцев, выгадать время для подхода резервов и осуществления мобилизации, эта мера была единственно правильной. А вот теперь, когда темпы продвижения врага снизились, когда повсюду шли напряженные оборонительные бои и немцы несли большие потери, – теперь такое отношение к подготовленным и обученным кадрам становилось недопустимым расточительством. Вот почему, согласно решению Верховного главнокомандования, нашедшему воплощение в упомянутой директиве, на все фронты были посланы группы, подобные нашей.
Лесисто-болотистая местность Северо-Западного театра военных действий не благоприятствует маневру и движению техники, поэтому танковых и механизированных формирований здесь было значительно меньше, нежели в центральных округах. Этим объяснялся сокращенный состав нашей группы – четыре человека против пяти-шести в других.
Работу мы начали с представления руководству политуправления фронта. Его начальник дивизионный комиссар Карп Григорьевич Рябчий, живой, энергичный, подвижный такой человек, принял нас очень тепло, внимательно выслушал, ознакомил с особенностями обстановки.
В то время положение на Северо-Западном фронте начало стабилизироваться, и этим следовало непременно воспользоваться. Сразу же после непродолжительной беседы разъехались по частям. Мне выпало отправиться в район населенного пункта Крест, неподалеку от Старой Руссы. В конце лета линия фронта уже подходила к этому рубежу.
Забегая вперед, скажу, что в Москву мы вернулись после того, как были подведены итоги работы других групп. Оказалось, большинство из них – как, например, та, что работала на Западном фронте, – выполняли задание «сверху вниз». То есть обращались в штабы дивизий и полков, собирали данные там. Но в тех условиях получить подобным путем исчерпывающую информацию было невозможно.
Кто в штабе мог в те жаркие летние месяцы точно знать, сколько куда приблудилось танкистов?
Мы поступили по-иному: отправились в батальоны и роты, обратились к командирам подразделений – давайте списки всех танкистов, что к вам примкнули. Тут уже никто не мог «позабыть» своих новых подчиненных – бойцов роты мы видели воочию…
Многие солдаты и сами не изъявляли желания покидать боевые порядки стрелковых подразделений. За недели, а то и дни войны они словно бы прирастали сердцем к своим взводам и ротам. Вооруженные кто как – ТТ, наганом, трофейным автоматом, а то и снятым с подбитого танка пулеметом Дегтярева без мушки (мушка находилась в закрепленном на танке «яблоке», в которое пулемет вставлялся), – они горели желанием драться, бить врага.
Приходилось разъяснять, взывать к танкистскому патриотизму – мы отводили бойцов в тыл не на отдых, а для того, чтобы вручить им танки и вновь, без задержки, вывести на передний край.
Радовало, что настроение у солдат было боевое. Пройденные испытания закалили их волю, ожесточили сердца, все помыслы были о том, чтобы отомстить захватчикам.
Конечно, в подавляющем своем большинстве это были члены танковых экипажей – красноармейцы и младшие командиры. Командиров среднего звена сразу же учитывали кадровые органы на местах, направляя в тыл.
В нелегком нашем деле большую помощь нам оказал начальник автобронетанкового управления фронта полковник П.П. Полубояров – своей властью он воздействовал на общевойсковых командиров, требовал, чтобы выявленных нами танкистов немедленно отправляли в тыл. Помощь была взаимной, так как Павел Павлович сам остро нуждался в подготовленных кадрах, которые мы ему поставляли.
Работали напряженно. Помню, как однажды группа собралась на короткое совещание в Старой Руссе. Подвели итоги, решили отдохнуть. Я лег – и словно провалился. Когда же проснулся, оказалось, что был воздушный налет и в спешке, когда все прятались в щели, меня, укрытого шинелями, не заметили и даже не хватились своевременно. Так и оставался я мирно спать под бомбами…
Дней через десять в политуправление фронта прибыл Мехлис, проверявший выполнение своей директивы на разных направлениях. Нас вызвали