Книга Икона DOOM. Жизнь от первого лица. Автобиография - Джон Ромеро

визитах – и в пять лет, и после школы, – я пытаюсь понять: парк так резонировал со мной, потому что проектировался по тем же принципам, что и игры, или наоборот? Это Диснейленд повлиял на меня как на гейм-дизайнера, или он понравился мне потому, что я сам гейм-дизайнер? Каждый сантиметр парка тщательно продуман так, чтобы дать посетителям не просто общий, а одинаковый опыт. Каждый аспект Диснейленда создан и детально спланирован так, чтобы сначала настроить вас на что-то, а затем превзойти ожидания. «Маттерхорн» невольно открыл мне глаза на конструкцию иллюзий Диснейленда, и, уже будучи взрослым, я сполна оценил их мастерство. В Диснейленде все великолепно продумано: от левел-дизайна очередей до цветов и форм зданий. Имаджинеры – дизайнеры Disney – применяют особые техники для создания иллюзий: например, Главная улица по мере приближения к замку сужается, чтобы здание казалось больше, чем есть на самом деле. В то же время бытовые элементы Диснейленда – урны, трансформаторные будки и тому подобное – выкрашены в «невидимый зеленый». Почему зеленый? Человек видит зеленый чаще остальных цветов, так что это естественный выбор для камуфляжа. Все эти элементы важны для гейм-дизайнера, создающего и иллюзию, и опыт.

И вот много лет спустя мы с моей женой Брендой регулярно грузим детей в машину и едем восемь часов от нашего дома в Санта-Круз до Волшебного королевства. В каждый визит я ставлю перед собой задачу: выяснить о парке что-нибудь новое. Я спрашиваю аниматоров, существует ли что-то, чего о парке и об их работе никто не знает, изучаю дизайн уровней аттракционов, составляю списки элементов повествования через окружение и провожу параллели между NPC и аниматорами, которые предоставляют и информацию, и квесты, если их попросить. Я люблю узнавать о парке что-то новое.

Конечно, в семнадцать я не думал в таких терминах ни о гейм-дизайне, ни о Disney, но все равно без конца размышлял о создании игр. На свои сбережения я заказал Apple IIe и ожидал доставки. Я собирался забрать его с собой в Юту к отцу и поступить в колледж. Так я продвигался по своему главному квесту: получить работу игровым программистом.

После Диснейленда мама и Ральф на несколько недель уехали в Тусон погостить у семьи, а я остался работать с Марией, чтобы подкопить денег до переезда в Юту и начала учебы. Пришлось пахать как лошадь – если бы я знал, что из приличных условий в Британии попаду на современную лос-анджелесскую каторгу, я бы подумал дважды, но я понятия не имел, во что ввязываюсь. Каждое утро в 6:45 я запрыгивал к Марии в пикап, и мы катались по району, собирая ее команду мексиканских нелегальных иммигрантов. Мы приезжали в индустриальный комплекс с кучей мастерских и работали до одиннадцати вечера, собирая заклепки и скобы. Пахать приходилось на износ в изнурительной жаре: в мастерской не было кондиционера. Мне давали кусок металла с двенадцатью грубо просверленными дырами, чтобы я вставил туда заклепки, прицепил скобу, а затем прожал все прессом, чтобы скрепить. Каждый день с восьми утра до одиннадцати вечера через меня проходили тысячи этих деталей. Дома было не лучше: там у Марии тоже не имелось кондиционера.

Я парился в тридцатиградусной жаре, пытаясь общаться с коллегами на смеси английского и испанского. Единственная отдушина – радио, настроенное на KNAC, легендарную радиостанцию с метал-музыкой. Я не ожидал, что группы вроде Accept, Poison и Mötley Crüe крутят по радио, только они меня и спасали. К концу дня я так уставал, что не мог даже думать о программировании. Работа была тяжелой, и платили мне только крышей над головой, но Мария обещала, что даст еще пару сотен на колледж. В целом я был благодарен за работу и рад вернуться в США. Когда мама с Ральфом вернулись из Тусона, приехал и мой Apple IIe, и мы отправились к Опал, подруге моей матери. Потогонка, к счастью, осталась в прошлом.

Мама с Ральфом вернулись в Англию, и отец наконец приехал из Солт-Лейк-Сити, чтобы забрать меня, компьютер, одежду… и больше ничего. Я не видел его три года, он стал немного старше, но не изменился: стройный, сильный, мускулистый и ухоженный – мой отец даже пьяным заботился о своей внешности. Мы понимали, что в наших отношениях начинается новый этап: мы любили друг друга, но мало друг о друге знали. Это все еще был мой отец, но я стал старше, выше и умнее. Я вырос.

Моего отца, как и маму с Джоном Шунеманом, не интересовали игры и компьютеры. Он любил бильярд. Я рассказывал ему о своих достижениях, о написанных и проданных играх, о найденных работах, но большую часть он пропускал мимо ушей. Так же думали почти все в восьмидесятых: компьютеры считались царством исследователей, ученых да некоторых офисных работников. Электронным печатным машинкам доставалось куда больше внимания.

Отец жил в пригороде Солт-Лейк-Сити, Мидвейле, со своей новой женой Каарин и работал суперинтендантом EIMCo – большой горнодобывающей компании. Он больше не спускался в шахты, а управлял двенадцатью зданиями вокруг них. Отец тоже изменился: в окружении ученых он многому научился и стал видеть мир по-новому. Он ни дня не провел в колледже, но был от природы любознателен и схватывал происходящее на лету.

Я получил комнату в их подвале и установил там свой Apple IIe, компьютерный стол и коленный стул – новейшую эргономичную мебель тех времен. Я программировал и ждал, когда откроется возможность подать заявление в колледж.

Все это ощущалось странно, но моя предыдущая встреча с отцом летом 1982-го до нашего отъезда в Англию вышла куда хуже. Пока я учился в средней школе, летние каникулы с ним превращались в мучения. Он встречался тогда с мексиканкой по имени Фрэнсис, у которой было трое маленьких детей. Они жили в трейлере, и отец знал только один способ воспитания: выдать ребенку список поручений. Мне было четырнадцать, и я умирал от скуки. Однажды я нашел его ружье двадцать второго калибра и начал палить по окнам окружающих трейлеров[16]. Конечно, пришли копы, и я затаился, пока они обходили соседей. Когда они постучали к нам, я не ответил. Не горжусь этим.

Однажды мы поехали в пустыню к родителям Фрэнсис. Отец готовил барбекю и пил, пока я следил за детьми – Джонни, Диной и Ронни. К концу вечера он опьянел и, поставив опустевший холодильник для пива в машину, велел мне и Ральфу садиться туда же. Фрэнсис с детьми собиралась остаться у