Книга Опасный метод лечения шизофрении - Сабина Шпильрейн

В главе «Поэзия тропов» мы видели, что пациентка бросается животным, и узнали, что пожирание – это сексуальный акт в символике смерти. «Загрызание насмерть» пациентка называет «божьим приговором». Также известно и значение приговора (сексуальной победы). Во время полового акта с «животным», само собой разумеется, «человечность», а стало быть, продукт, содержащий зародыш человека, из которого, соответственно, появляется человек, переносится в животное.

«Животные могут быть символами человека и бога, если любовь бога отправляется в животное, и если бог предоставляет животным приговор».

Здесь пациентка сама совершенно правильно объясняет, что такое символ: это такой предмет, в который помещается собственная сущность (= любовь), который действует так, как действует она (бог «предоставляет» свои действия животным).

Мы увидели достаточное количество примеров, как лошади, любимцы ребенка, становятся сексуальными символами взрослой женщины. При этом белая лошадь, Фриц, соответствует ее брату. Тип брата играет большую роль для пациентки. Мы проанализировали сновидение, в котором брат непосредственным образом посредством своей «змеи» устанавливает мир. Пациентка рассказала мне еще несколько подобных сновидений. Любимые ее люди называются «братом» «сексуального объекта» (как, напр[имер], брат профессора Фореля). Ее «друг» был другом брата. Брата, женатого во второй раз, пациентка называет «врачом-психиатром» из-за его жен, потому что «одна страдала преувеличенной веселостью, другая – атеизмом». Благодаря называнию «врачом-психиатром» осуществляется связь идентификации брата с последующим любовным объектом, Dr. J., со всеми последствиями, которые ей предоставляет понятие «врач». Брат должен быть музыкальным, обладать более высокими требованиями к искусству; наряду с этим по желанию пациентки он страдает «атонией мочевого пузыря» «из-за простуды или грубого лечения». Он также «бесплоден», как и пациентка, и поэтому должен «лечиться». Пациентка рассказывает, улыбаясь, что «бабенка» сомневается в отношении пациентки к брату как сестры, она подозревает другие «отношения». Они научились этому у родителей.

«Эти грязные предположения должны стать правдой, потому что они существуют119, – считает пациентка. – Брат сказал, что я не настоящая его сестра».

«Предположения», которые «могут стать действительностью» у пациентки, заставляют брата пациентки вступить на место отца, при этом она сама занимает место матери.

В судьбе пациентки мать играет важную роль, поскольку она постоянно идентифицирует себя с матерью и переживает те же события, что и мать. Пациентка также говорит, что ей передались манеры и характер матери.

Заключение

Я не хочу льстить себе мыслью, что должна подготовить здесь систематический и исчерпывающий анализ этого случая. В истории с подобного рода диссоциированной больной, у которой нет ни малейшего интереса дать настоящие объяснения ее внутреннего мира или, наоборот, остановиться на исходном материале и уступить его слушателю на его самостоятельное изучение, глубокий анализ при наших сегодняшних средствах невозможен. Я ограничиваюсь тем, что представляю этот богатый и многослойный материал, обнаруженный в результате наблюдения за больной, определенными группами. Опытный в области психоанализа читатель может сам составить мнение и достичь определенных выводов посредством наиболее точно приведенных слов пациентки;

во многих местах я пыталась объяснить читателям, неквалифицированным в этой области, так сказать, сами собой выявляющиеся толкования символов, а также показать их рациональную взаимосвязь.

Фрейд и Юнг показали нам, что бредовая система больных ни в коей мере не является бессмысленной, а следует тем же законам, что и сновидение, которое всегда раскрывается как разумная комплексная обработка. Фрейд, Риклин, Ранк, Абрахам обращали внимание на сходство настоящих механизмов сновидения с мифологическим образом мыслей. Это подобие также отмечалось исследователями, не знакомыми с новой психиатрией. Отто Мок, напр[имер], (в своем труде «Германская мифология») пытается объяснить картины сновидения, которые наивный человек воспринимает за действительность. Сравнение с мифологическим образом мыслей указывает на особое родство механизма сновидений с архаическим мышлением. Во время обследования этой больной у меня действительно сложилось такое впечатление. Если Фрейд и Юнг главным образом сначала сравнили феномены невроза и сновидения с проявлениями шизофрении, то я считаю, что при помощи филогенетического способа рассмотрения можно дополнить существенную часть точки зрении Фрейда и Юнга.

У человека двоякое переживание: сознательное и бессознательное; бессознательному переживанию подходит важная функция создания чувственных тонов (ср.: Юнг, Diagnost. Assoz.-Stud., IV. Beitr., 120 und Psych, d. Dem. praec., S. 42 ff.121). Лишь благодаря присоединению бессознательного к сознательному переживанию последнее становится действительным переживанием. Бессознательное дополняет весь сложившийся соответствующим образом материал воспоминаний.

Если мы, например, радуемся какой-либо сказке или стиху, то это происходит потому, что в бессознательном возникает отмеченное радостью представление, которое мы теперь переживаем, поскольку новое содержание представления вступает в связь со старым и тем самым принимает участие в общем чувстве радости. При этом нам кажется, что чувство радости относится к новому содержанию представления, что мы в соответствии с этим радуемся в настоящем, в то время как в действительности наша радость все же относится к предшествующим переживаниям, а именно не только нашим личным, поскольку мы также унаследовали результаты переживаний наших прародительниц122. Мой материал предоставит многочисленные подтверждения ученым, исследующим подобие между сновидением, психозом и мифом. Подобная взаимосвязь кажется мне возможной лишь благодаря гипотезе современной эффективности давно ушедшего образа мыслей. Я не могу не сообщить о парадоксальном впечатлении, которое сложилось у меня во время работы: неоднократно у меня возникала иллюзия, что больные просто стали жертвами царящего в народе суеверия. Давайте, например, возьмем мысли о превращении у нашей пациентки или послушаем другую пациентку, рассказывающую о дьявольских влияниях со стороны ее мужа. Когда я подробно спрашиваю ее, как он это осуществляет, она отвечает, что он помещает свою «натуру»123 в бутылочку и тогда может делать с ней все, что захочет; «натура» – это его «вода»124. Разве в народе не существуют многочисленные примеры этого суеверия в форме различных «дьявольских бутылочек», при помощи которых можно принудить, например, к любви, подвергнуть омоложению, соответственно, гибели и т. п.? Также и наша пациентка обладает богатой символикой воды, которая неоднократно проявляет внутреннее родство с мифологическим суеверием. Итак, давайте вспомним о «пропитанной детской непосредственностью воде Иисуса»; причем в соответствии с христианской верой хлеб превращается в тело (ребенка) и одновременно имеющееся в воде вино – в кровь. Или о «сперматических ваннах», представление которых играет определенную роль в персидской мифологии. Семя Заратустры хранится в озере. Каждые 1000 лет купающаяся в этом озере девственница беременеет и, таким образом, становится родительницей спасителя (сообщение Юнга).

Пациентка при этом исходит из своих конфликтов; она не пытается решить их при помощи бессознательных размышлений в действительности. Давайте воспользуемся конкретным примером: пациентке противны сексуальные отношения с ее мужем. Сознательное размышление при этом берет в расчет различные возможности реального мира, которые могли бы помочь