Книга «Все по местам!» Возвращение «Варяга» - Глеб Дойников

«Так, а вот и Бурнос нашелся», — повернулся Балк в сторону ставшего уже столь привычным взрыва ругани с характерным белорусским акцентом. Он даже успел заметить отлетающее в сторону с криком «Why?» высокое тело в светлой куртке. Интересно, и чем же Бурносу не угодил «мириканский» корреспондент?

— Рядовой Бурнос, отставить! — остановил приближавшегося к лежащему Джеку Лондону со сжатыми кулаками солдата Балк. — А ну быстро, доложить по форме, что у тебя опять стряслось?

— Да шта же эта такое, таварищу Балк?! — с искренним возмущением начал Бурнос. — И так сегодня пока усе дралися, мане пришлось вытаскивать таварища Михаила, всего-то паре узкоглазых и довелось приложить! Так тут еще эта скатина мириканская меня по матери лаять будет. Да еще с таким выражением морды, будто мне медаль вручает, а я, значит, терпи?

— Джек, — на английском спросил у пытающегося подняться с земли американца Балк, — что вы сказали этому солдату?

— Я был настолько восхищен тем, что он не только привел с поля раненого kniazia Mikhaila, но и по дороге отбил нападение двух японцев, да еще и притащил одного из них в русские окопы… В общем, я ему сказал: «Умрем за царя!».

— Бурнос, Александр… Неужели для тебя «We will die for the Tsahr» похоже на «послал по матери»? — удивленно спросил у белоруса ничего не понимающий Балк.

— Никак не похоже. А вот на «…б твою мать», очення даже похоже було.

— Yes, yes, exactly — «ijeb tvojiu mat», — старательно по буквам выговорил Джек Лондон, которому удалось наконец встать на ноги.

— Опять начинает, зараза, — недобро нахмурившись, двинулся в сторону опасливо сжавшегося, но вставшего, однако, в боксерскую стойку американца Бурнос.

— Джек, какой идиот вам сказал, что это означает «умрем за царя»?? — спросил, быстро втискиваясь между драчунами и разводя их в стороны, Балк.

— Это Ржевский, — раздалось всхлипывание от пня, прислонившись к которому сидел, закрыв глаза здоровой рукой, Ветлицкий.

— Yes, yes, Ржевский, — подтвердил Лондон, — я у него еще две недели назад это выяснил. Тогда отбивали очередную атаку японцев. Они, когда бегут в атаку, кричат «Тенно хэйко банзай», ну это я и сам знаю — «Да здравствует император». А вот что означало «ijeb tvojiu mat», — с этим криком пулеметный расчет выкосил японскую роту, — это мне уже Ржевский перевел: — «Умрем за царя!». Мистер Балк, ну почему вы смеетесь?

— Джек, умоляю, идите к Ржевскому, он сейчас у санитарного вагона, — корчась от смеха, выговорил Балк, — и расскажите ему, до чего вас довела его интерпретация древнего русского боевого клича.

— Бурнос, — уже на русском обратился к солдату Балк, — Саша, будь ласка, проводи мистера американца к Ржевскому, он тебе все объяснит. И больше не стоит Джека бить, он и правда ни в чем не виноват. Лучше извинитесь перед ним вместе с поручиком, клоуны, «умрем за царя», мать вашу. Теперь что касается вас, товарищ Ветлицкий… Я понимаю — рана в плечо — это очень больно, а на груди наверняка еще хуже, кстати, что у вас там? Но плакать при подчиненных…

— Товарищ Балк, Василий Александрович, я не плачу, я смеюсь, — оторвал наконец руку от лица поручик, — но, простите, я не мог удержаться, это было действительно смешно! Да если бы вы видели лицо Лондона, когда он, положив руку Бурносу на плечо… Эдакая одухотворенная возвышенность во взоре, и вдруг все это улетает после удара вверх тормашками! А больно мне только, когда я смеюсь! Что до груди — слава богу, я не дама… Как вы учили — когда меня пырнули штыком, провернулся, уходя с линии укола, и попробовал отвести арисаку предплечьем. Но немного не успел, маузер помешал, его как раз заклинило, а наган выхватить не успел… Хотя без вашей науки мне бы не грудную мышцу пропороли, а сердце, так что спасибо вам!

Запыхавшийся казак на взмыленной лошади, не замедляясь, врезался в толпу солдат. Не обращая внимания на мат и пару выстрелов в воздух, которыми не остывшая после рукопашной пехота «приветствовала» его появление, он упал с лошади прямо под ноги Балка. Только теперь стало заметно, что гонец зажимает левой рукой, с зажатым в ней пакетом, пулевую рану на правой стороне груди. После безуспешных попыток разжать правый кулак с намертво зажатыми в нем поводьями те просто обрезали. Пока казачка, все еще остающегося без сознания, относили в лазарет, Балк вчитывался в пропитанную кровью страничку, исписанную корявым почерком ужасно спешащего человека.

— Ну что же, товарищ Ветлицкий, хочу вас обрадовать. Еще раз эвакуировать вас в госпиталь Порт-Артура…

— Ну что я вам плохого сделал, товарищ лейтенант? Я лучше и быстрее здесь поправлюсь. Меня же там если не залечат насмерть, то так того и гляди женят, пока я под наркозом буду. Ни за что, — взмолился Ветлицкий, вспоминая свой прошлый опыт лечения в артурском госпитале.

— А я про что? Вот вечно, не дослушаете, эх молодежь… В Порт-Артур вас эвакуировать, наверное, не удастся. Все это представление, что тут перед нами разыграли японцы, — отвлекающий удар. Три полка прорвали наши позиции на другой стороне перешейка, и если мы еще не отрезаны от Артура, то будем от него отрезаны в течение нескольких часов. Все, что мы можем попытаться успеть сделать, — это отправить в Артур тяжелораненых на «Поповиче», вместе с Михаилом. В таковую категорию вы, к счастью, не попадаете, так что, как и желали, остаетесь с нами. И спаси нас, грешников, Бог…

«РУССКО-ЯПОНСКАЯ ВОЙНА В ВОСПОМИНАНИЯХ И ДОКУМЕНТАХ» (Москва, издательство «Гранат», 1954 год)

От издателя.

Несмотря на полвека, прошедших с начала этой войны, она продолжает волновать умы. Русско-Японская война дала толчок навечно, как тогда казалось, застывшему в покое кораблю Российской Империи, заставив по-новому взглянуть на многие стереотипы и условия жизни, начать столь необходимые реформы. Именно с нее началось то, что получило название Серебряного века Николая Второго.

НАЧАЛО

(Из книги генерал-лейтенанта графа Игнатьева «Пятьдесят лет в строю»)

Вечером 26 января 1904 г. ровно в девять часов я подъехал в санях на нашем доморощенном рысаке Красавчике к подъезду Зимнего дворца со стороны Дворцовой площади. Никто во дворце не подозревал о надвигавшихся событиях. Бал, на котором я был одним из распорядителей танцев, начинался как обычно. На балу все шло своим установленным порядком. И никто не мог даже подумать, что наши моряки в это время уже ведут бой, отбивая неожиданную атаку коварного азиатского противника.

После ужина начался разъезд. Выходя, я, по обыкновению, выпил стакан горячего пунша в ротонде, тут же, за углом налево, взял свой палаш и каску и поспешил на Балтийский вокзал: там офицеров Петергофского гарнизона ждал специальный поезд.

В семь часов утра я стоял в манеже уланского полка и подавал команду уже не по-французски, а на русском языке: «Справа по одному, на две лошади дистанции! Первый номер, шагом марш!»

После учения я, по обыкновению, пошел в полковую канцелярию. Здесь в то время, когда я говорил об овсе, не добранном мною для эскадрона, ко мне подошел полковой адъютант Дараган и молча передал служебную депешу из штаба округа: «Сегодня ночью наша эскадра, стоящая на внешнем Порт-Артурском рейде, подверглась внезапному нападению японских миноносцев и понесла тяжелые потери».