Книга Молот империи 4 - Никита Киров

низкая. Я сидел в кресле рядом с капитаном, кутаясь в чёрную шубу, а он держал штурвал. Штурвал вырывался из рук, самолёт болтало, но не так сильно, как в начале полёта.

Вокруг всё серое, солнце сюда ещё не приходило. И холодно, шуба не спасала. На пульте горели какие-то лампочки, пахло хлебом с сыром, которым мы только что перекусили.

Летели к северу от Нерска, в тех местах, где совсем недавно мы пробивались на север. Эвакуация ещё идёт. Сложная, но люди терпят. Нужны победы, чтобы они воспрянули духом.

Если вернём Ищейку, такая победа будет. Этот Исполин нам нужен.

Самолёт снижался, Ермолин включил рацию, я напялил наушники поглубже.

— Говорит Кречет Один, — сказал пилот по шифрованному каналу. — Земля, вы меня слышите?

— Слышим вас, — раздался грубый голос в наушниках. — Найдена подходящая площадка. Даём сигнал.

Впереди загорелись две красные сигнальные шашки. В сумерках их хорошо видно. Кажется, там ровное поле. В стороне видны засыпанные снегом дома. Снова зима, тут холода ещё держатся.

— Держитесь крепче, генерал, — Ермолин направил самолёт вниз, открывая закрылки и выпуская шасси.

Я упёрся ногами в пол и пристегнул ремень на кресле. Сели грубо, самолёт немного подкинуло, но Ермолин удержал его на земле. Мы поехали по снегу, пока не остановились у леса. Винт начал крутиться медленнее и и остановился.

— А если нас вдруг пристрелят? — спросил капитан с усмешкой.

— Значит, мы умрём.

Я вышел наружу, с силой захлопнув тугую дверь крылолёта, и спрыгнул в снег. К нам уже три солдата в полушубках, вооружённые винтовками.

— Это вы с востока? — спросил недовольный голос. — А пожрать что-нибудь привезли? И нахрена вообще вы здесь показались?

— Это кто там такой разговорчивый? — я вгляделся в их лица, хотя в сумерках их плохо видно.

Все трое вытянулись. У них не было много времени следить за собой. Одежда неуставная, у некоторых гражданская. На лицах щетина, ноги и обувь обмотаны тряпками, но оружие в полном порядке.

— Господин генерал? — сержант приставил руку к глазам. — Генерал Загорский? Вы живы?

— Может, он его увидит и успокоится? — спросил кто-то очень тихо у товарища, но ответ я не услышал.

— Я жив, — сказал я. — И мы продолжаем сопротивляться. И вы не забыты. Благодарю за то, что продолжаете службу. Но за речью нужно следить.

— Виноваты, господин генерал. Мы исправимся.

— Уведите меня к Соколову, — я поднял воротник шубы и напялил фуражку плотнее.

— Генерал Соколов был убит вчера в бою, — сержант опустил голову. — Его заместитель, полковник Исаев, умер от ран сегодня утром.

— Отведите меня к вашему старшему.

Все трое переглянулись. Один остался помогать Ермолину, двое повели меня в деревню поблизости.

Уже приближаясь к домам, я заметил любопытную картину.

На перекладине ворот висели трое повешенных со связанными за спинами руками. У каждого на груди таблички. Предатель, дезертир, насильник. Тела уже замёрзли.

Чуть дальше висели ещё двое, один в офицерской форме армии Огрании. У обоих надпись «предатель». Эти ещё не окоченели.

— Наводите справедливость? — спросил я.

— Выполняем приказ, — мрачно ответил сержант. — Вам сюда, господин генерал.

Деревня была заброшена, мирного населения нет, даже собаки не лаяли. В некоторых домах горел свет, из печных труб шёл дым. Мы направились к самому большому дому, где тоже была затоплена печка. Но свет не горел.

Сержант остановился у большого крыльца.

— Мы рады, что вы живы, господин генерал, — сержант вытянулся. — Может, это поможет ему прийти в себя.

— О чём вы? — спросил я.

Он посмотрел на дверь. Стало холоднее, мне уже не хотелось стоять на морозе. Я дёрнул дверь на себя, выпуская клубы пара.

Внутри несколько офицеров, сидевших за столом в темноте. При виде меня они пооткрывали рты. Пахло свежими дровами, чаем и кашей.

Рядом с горящей печкой, у которой была открыта дверца, спиной ко мне стоял высокий человек в шинели и смотрел в открытый огонь.

Я закрыл дверь как можно плотнее. Офицеры поднялись.

— Господин генерал?

— Рады вашему прибытию!

— Вы живы! А мы думали, что вы погибли.

— С возвращением!

Я смотрел на человека, стоящего у печки и пялившегося в огонь.

И замер, когда узнал его.

Он повернулся ко мне.

— Надо же, кто вернулся из мёртвых, — произнёс он со злой усмешкой.

Глава 8

— Тебе сильно досталось. — с горечью произнёс я. — Но я рад, что ты выжил… Янек.

Сильно досталось — не то слово. Ян с трудом повернулся ко мне, у него что-то с ногой. В левой руке он держал свою старую записную книжку. А в правой… а правой не было. Пустой рукав ободранной шинели был связан узлом.

На голове у парня серая повязка из грубой ткани, закрывающая лоб и левый глаз, но видно, что под ней ожоги. Правый глаз смотрел на меня, он немного замутнённый. Под ним заметные тени, почти как синяк. Очков не было, но он их давно потерял.

Ян будто стал заметно старше. Правильные черты лица стали грубее и жёстче, в уголках рты появились морщины, которых я не видел раньше, губы обкусаны. Волосы торчали в беспорядке.

Он с трудом шагнул ко мне. К плечам шинели был пришит кусок белой грязной шубы, что не мёрзнуть. От неё несло мокрой псиной.

— Выжил? — Ян усмехнулся. — Разве? А ты? — он пристально посмотрел на меня. — Ты жив? Или это очередной кошмар, где вы все, кого я не смог спасти, приходите меня мучать?

Голос хрипел.

— Это не сон, Янек, — сказал я как можно спокойнее и подошёл ближе. — Я жив. Многие другие тоже. Весь наш старый класс жив. Жив Валентин, и ему нужна помощь. Жив Марк, и ему тоже нужно помочь. Жива Мария, жива Катерина Громова. Даже Анита жива, она дома.

Он опустил голову, услышав последнее имя. Стало тихо, офицеры за столом молчали. Напряжённая тишина, только слышно, как потрескивали дрова в печке, и как кто-то ходил по снегу снаружи.

— Знаешь, Рома, — произнёс Ян с неприятным хрипом. — А какая теперь разница? Эти сучьи крысы нас предали. Клялись в верности, чтобы можно было подобраться поближе и ударить в спину. Они ждали этого долго…

Огонь в