Книга Повелитель света - Морис Ренар

class="p1">Эмма, увидевшая пустую комнату. Возможно, одна из широких шелковых портьер шевелилась – шевелилась от мелкой дрожи, – но она этого не заметила.

Позади нее держалась Барб. Молодая женщина вполголоса приказала ей:

– Оставайся тут и следи за садом. Поступишь так же, как и в прошлый раз, – тогда ты все сделала верно. Как только старик выйдет из лаборатории, дай мне знать, кашлянув.

– Меня тревожит не он, – ответила испуганная Барб. – Уверена, сейчас он совершенно спокоен, так что до вечера мы его не увидим. Но вот если вдруг пожалует Николя…

Выходит, серые здания назывались лабораторией. Так вот за какое слово профессор заткнул служанке рот пощечиной! Мои познания расширялись.

– Повторяю еще раз, – раздраженным тоном заметила Эмма, – бояться совершенно нечего. Да и вообще, это же не в первый раз, правда?

– Да, но тогда не было Николя.

– Хватит уже! Делай, что тебе велят!

Барб с недовольным видом отправилась на свой пост.

Эмма постояла несколько минут неподвижно, прислушиваясь. Хороша! О, хороша, как Вампир Сладострастия! А ведь я видел только силуэт на ярком прямоугольнике открытой двери, тень без движения… но гибкая, как само движение.

Мне всегда казалось, что Эмма остановилась во время пляски, но каким-то колдовским образом, неподвижная, она продолжает свой танец, до того гармоничен был ее вид; она блистала красотой сладострастных баядерок, знающих только танец любви, все па, все движения которого: повороты, малейшие жесты – говорят лишь о любовных восторгах…

Кровь закипела в моих жилах. Меня охватило страшное волнение, вся кровь прилила к мозгу. Эмма у сумасшедшего!.. Все это блаженство станет добычей этого скота… Я готов был убить ее на месте…

Вы говорите, что я ничего не знал, что я делал ни на чем не основанные предположения? Вы, значит, не знаете эту странную походку, этот хитрый и в то же время жадный блеск глаз, который появляется у женщин, пробирающихся потихоньку к своему любовнику… Посмотрите, она двинулась вперед. Ну что же?.. Разве не хватило бы одного взгляда, чтобы угадать, куда и зачем она шла?.. Весь ее вид кричал об этом! Все обличало в ней радость надежды и болезненную необходимость, что уже само по себе является наслаждением!.. Но я не хочу ни описывать это дьявольское тело, ни переводить непристойный язык его движений. Не ждите от меня, что я стану рисовать портрет женщины, стремящейся к своему любовнику из чисто животного чувства. Потому что – мне мерзко писать об этом! – именно такой она и была. Порой восприятие обостряется, когда человек находится под влиянием какого-нибудь захватившего его целиком видения или ощущения. Так, например, слушая какую-нибудь необыкновенную музыку, мы целиком обращаемся в слух, слушаем и глазами, и ртом, и носом – словом, всем своим существом. Так и эта влюбленная женщина олицетворяла собой не что иное, как блистающий счастьем пол – саму Афродиту.

Это привело меня в бешенство.

Спеша к своему гнусному любовнику, красавица задела юбкой портьеру, за которой я прятался.

Я преградил ей путь.

Она вскрикнула в страшном испуге. Мне казалось, что она сейчас упадет в обморок. Влетела Барб с перекошенным от ужаса лицом и… моментально испарилась. Тогда я по глупости выдал причину своего поступка:

– Зачем вы идете туда, к тому безумцу? – Прерывавшийся на каждом слове, мой голос звучал глухо и свирепо. – Признайтесь: зачем? Да скажите же, бога ради!

Я набросился на нее и принялся выкручивать ей запястья. Она тихо стонала, все ее очаровательное тело волнообразно колыхалось. Я сжимал теплые и упругие руки, точно хотел задушить двух голубков, и, впившись глазами в ее расширенные от страха зрачки, твердил:

– Зачем? Скажи мне! Зачем?

Надо же было быть таким наивным! Едва я перешел на «ты», как она вскинула голову, смерила меня взглядом с головы до ног и вызывающе бросила:

– И что же? Вы и сами прекрасно знаете, что Макбелл был моим любовником! Лерн достаточно ясно намекал на это в моем присутствии в день вашего приезда.

– Макбелл? Стало быть, сумасшедший – это он?

Эмма не ответила, но ее удивленный вид показал мне, что я совершил очередную оплошность, продемонстрировав свое невежество на сей счет.

– А что, я теперь не вправе любить его? – осведомилась она. – Уж не рассчитываете ли вы, случаем, запретить мне это?

Я еще крепче сжал ее руки:

– Так ты все еще его любишь?

– Больше чем когда-либо, слышите?

– Но ведь он превратился в тупое животное!

– Есть сумасшедшие, которые считают себя богом; Макбелл порой полагает, что он – собака, так что его безумие, возможно, и не столь уж серьезно. Да и потом…

Она загадочно улыбнулась. Я мог бы поклясться, что она задалась целью вывести меня из себя. Ее улыбка и эта неоконченная фраза нарисовали мне ужасную картину.

– Ехидная стерва!

Я схватил ее за горло и начал душить, выкрикивая ругательства ей прямо в лицо. Она могла считать себя погибшей и все-таки, полузадушенная, продолжала улыбаться… Это надо мной издевался не тот рот, который жадно целовал, сколько хотел, а другой; все мое бешенство обрушилось на него. Я отучу его улыбаться, он станет краснее и влажнее не от поцелуев… Моими челюстями овладело безумное желание кусать… Я был хуже сумасшедшего теперь… Всякие сумасбродства сделались мне понятными. Я бросился на насмешливо улыбавшиеся губы, которые скоро будут окровавленными и разодранными, не так ли?.. Да, как же!.. Мы стукнулись зубами, и это превратилось в поцелуй – таким, должно быть, был первый поцелуй у первобытных людей в пещере или болотной хижине, примитивный и грубый, скорее борьба, чем ласка, но все же поцелуй.

Потом сладострастная ласка разжала мои зубы, и продолжение этого дикого поцелуя было до того изысканно, что доказало присутствие в моей партнерше не только природного расположения к разврату, но и большую опытность.

Эти объятия повлекли за собой другие. Но в тот день мы должны были ограничиться самыми вульгарными из них; стоит ли говорить о тихом звоне, который издают пружины старого дивана от падения двух тел?

Надрывно кашляя, прибежала Барб – жутко несвоевременно и в то же время как нельзя кстати.

– Явился мсье! Вот-вот будет здесь!

Эмма вырвалась из моих рук. Она снова подпала под власть Лерна.

– Уходите! Скорее! – почти вскричала она. – Если он узнает, вам конец… и мне уже теперь, вероятно, тоже… О! Да уходите же!.. Беги, мой возлюбленный волчонок. Лерн способен на все!

* * *

И я почувствовал, что она говорит правду, потому что ее милые руки вдруг похолодели и затрепетали в моих, и губы ее, к которым я