Книга Кузька и другие сказки и сказочные повести - Татьяна Ивановна Александрова

Оба сидели на лавке и ругали дождь.

В руках у каждого — по чёрному чугунку. Вуколочка вежливо поздоровался. Севрюк с Пахмурой не ответили. Но Вуколочка не стал огорчаться. Кто-кто, а он знал, что у его ближних соседей не в обычае здороваться, прощаться, благодарить, смеяться, улыбаться.

Вуколочка подошёл к ним и заглянул в чёрные чугунки. Чугунок у Пахмуры был полон каши, а у Севрюка до краёв налит молоком. У каждого была в руке ложка.

Было самое время обеда: куры что-то клевали под навесом, корова жевала свою жвачку, собака глодала кость, кот пил молоко.

— Что ж вы не обедаете? — удивился Вуколочка.

— Сухо! — сказал Пахмура и ткнул ложкой в свой чугунок.

— Мокро! — сказал Севрюк и поболтал ложкой в молоке.

Тут Вуколочка догадался: на обед Пахмуре сегодня досталась каша, а у Севрюка оказался чугунок с молоком.

Вуколочка даже смеяться не стал, пожалел соседей. Отыскал ещё чугун, побольше, высыпал туда Пахмурину кашу, залил молоком из Севрюкова чугунка и разделил поровну — Севрюку и Пахмуре.

— И как я не догадался? — проворчал Пахмура. — Остолоп эдакий! И для чего у меня голова?

— И что я за пень! — фыркнул Севрюк. — Простых вещей не соображу!

Тут оба посмотрели на Вуколочку, потом на пустой чугун, одновременно стукнули себя ложками и начали ложка за ложкой перекладывать в чугун мягкую душистую кашу из своих чугунков. Когда каши во всех трёх чугунах стало поровну, Севрюк принёс чугун Вуколочке, а Пахмура сказал:

— Ешь!

Соседи у Вуколочки в общем-то справедливый народ. Но слишком часто сердились на весь свет, когда можно было сердиться только на самих себя.

Кузька

Сказочная повесть

Часть первая

Кузька в новом доме

Под веником кто-то был

Девочка взяла веник да так и села на пол — до того испугалась. Под веником кто-то был! Небольшой, лохматый, в красной рубахе, блестит глазами и молчит. Девочка тоже молчит и думает: «Может, это ёжик? А почему он одет и обут, как мальчик? Может, ёжик игрушечный? Завели его ключом и ушли. Но ведь заводные игрушки не умеют кашлять и так громко чихать».

— Будьте здоровы! — вежливо сказала девочка.

— Ага, — басом ответили из-под веника. — Ладно. А-апчхи!

Девочка так испугалась, что все мысли сразу выскочили у неё из головы, ни одной не осталось.

Звали девочку Наташей. Только что вместе с папой и мамой они переехали в новую квартиру. Взрослые укатили на грузовике за оставшимися вещами, а Наташа занялась уборкой. Веник отыскался не сразу. Он был за шкафами, стульями, чемоданами, в самом дальнем углу самой дальней комнаты.

И вот сидит Наташа на полу. В комнате тихо-тихо. Только веник шуршит, когда под ним возятся, кашляют и чихают.

— Знаешь что? — вдруг сказали из-под веника. — Я тебя боюсь.

— И я вас, — шёпотом ответила Наташа.

— Я боюсь гораздо больше. Знаешь что? Ты отойди куда-нибудь подальше, а я пока убегу и спрячусь.

Наташа давно бы сама убежала и спряталась, да у неё от страха руки и ноги перестали шевелиться.

— Знаешь что? — немного погодя спросили из-под веника. — А может, ты меня не тронешь?

— Нет, — сказала Наташа.

— Не поколотишь? Не жваркнешь?

— А что такое «жваркнешь»? — спросила девочка.

— Ну, наподдашь, отлупишь, отдубасишь, выдерешь — всё равно больно, — сообщили из-под веника.

Наташа сказала, что никогда не… Ну, в общем, никогда не стукнет и не поколотит.

— И за уши не оттаскаешь? А то я не люблю, когда меня за уши дёргают или за волосы.

Девочка объяснила, что тоже этого не любит и что волосы и уши растут совсем не для того, чтобы за них дёргать.

— Так-то оно так… — помолчав, вздохнуло лохматое существо. — Да, видно, не все про это знают… — И спросило: — Дряпать тоже не будешь?

— А что такое «дряпать»?

Незнакомец засмеялся, запрыгал, веник заходил ходуном. Наташа кое-как разобрала сквозь шуршание и смех, что «дряпать» и «царапать» — примерно одно и то же, и твёрдо пообещала не царапаться, ведь она — человек, а не кошка. Прутья у веника раздвинулись, на девочку посмотрели блестящие чёрные глаза, и она услышала:

— Может, и свориться не будешь?

Что такое «свориться», Наташа опять не знала. Вот уж лохматик обрадовался: заплясал, запрыгал, руки-ноги болтались и высовывались из-за веника во все стороны.

— Ах, беда, беда, огорчение! Что ни скажешь — не по разуму, что ни молвишь — всё попусту, что ни спросишь — всё без толку!

Незнакомец вывалился из-за веника на пол, лаптями в воздухе машет:

— Охти мне, батюшки! Охти мне, матушки! Вот тетёха, недотёпа, невразумиха непонятливая! И в кого такая уродилась? Ну, да ладно! А я-то на что? Ум хорошо, а два лучше того!

Тут Наташа потихоньку стала смеяться. Уж очень потешный оказался человечек. В красной рубахе с поясом, на ногах лапти, нос курносый, а рот до ушей, особенно когда смеётся.

Лохматик заметил, что его разглядывают, убежал за веник и оттуда объяснил:

— «Свориться» — значит «ссориться, ругаться, позорить, измываться, дразниться», — всё едино обидно.

И Наташа поскорее сказала, что ни разу, никогда, нипочём его не обидит.

Услышав это, лохматик выглянул из-за веника и решительно произнёс:

— Знаешь что? Тогда я совсем тебя не боюсь. Я ведь храбрый!

Банька

— Ты кто? — спросила девочка.

— Кузька, — ответил незнакомец.

— Это тебя звать Кузька. А кто ты?

— Сказки знаешь? Так вот. Сперва до́бра молодца в баньке попарь, накорми, напои, а потом и спрашивай.

— Нет у нас баньки, — огорчённо сказала девочка.

Кузька презрительно фыркнул, расстался наконец с веником и побежал, держась на всякий случай подальше от девочки, добежал до ванной комнаты и обернулся:

— Не хозяин, кто своего хозяйства не знает!

— Так ведь это ванна, а не банька, — уточнила Наташа.

— Что в лоб, что по́ лбу! — отозвался Кузька.

— Чего-чего? — не поняла девочка.

— Что об печь головой, что головою об печь, — всё равно, всё едино! — крикнул Кузька и скрылся за дверью ванной комнаты. А чуть погодя оттуда послышался обиженный вопль: — Ну, что же ты меня не паришь?

Девочка вошла в ванную. Кузька прыгал под раковиной умывальника.

В ванну он лезть не захотел — сказал, что слишком велика, водяному впору.