Книга Империя и христианство. Римский мир на рубеже III–IV веков. Последние гонения на христиан и Миланский эдикт - Юрий Александрович Соколов

первична. Политический же профессионализм заключается прежде всего в пластичности: если нет возможности справиться с проблемой, надобно ее возглавить. Именно так он и сделал. И именно по этой причине 30 апреля 311 года появился эдикт, который официально прекращал любые гонения на христиан. Если принять традицию, заложенную в нашем сознании Лактанцием и Евсевием, объяснить этот «Апрельский эдикт» вразумительно невозможно. Обычно выдвигается два объяснения одновременно. Первая: тяжелая болезнь, которой император страдал в последние годы своей жизни, пробудила в нем совесть и сострадание. Вторая: его жена Валерия смогла преодолеть предубеждения мужа против христиан. Но вообще-то мучительная болезнь скорее должна способствовать еще большему ожесточению таких людей как Галлерий, особенно учитывая ту однозначную характеристику мертвой души, которую ему дает христианская традиция.

Подобными примерами полна история. Наиболее красноречивый и все объясняющий пример – царь Ирод. А ведь, скажем, Галлерий Лактанцием живописуется теми же красками, и римский император ничем, даже поразившим его под конец жизни страшным недугом, не отличается от иудейского деспота. Что же касается Валерии, все может быть. Во всяком случае, «христианский вопрос», первое время казавшийся Галлерию совершенно ясным и однозначно решаемым и по ходу времени обнаруживавший ту сложность и глубину проблематики, о которой прежде даже и не догадывались «иллирийские императоры», не мог не привести к тому, чтобы Галлерий постарался понять христиан как можно лучше. Его жена могла и должна была более всего ему в этом поспособствовать. Если это так, а в этом трудно сомневаться, то Валерия, учитывая, что в годы гонений она не поколебалась в вере, находясь, можно сказать, в самом эпицентре зла, совершила великий подвиг. И это опять указывает на то, что главной причиной, заставившей императора кардинально изменить свое отношение к христианам, лежит в плоскости сугубо политической и преследовало одну единственную цель – сохранение Римского мира. Вообще-то, именно этим Галлерий и объяснил принятие эдикта 30 апреля 311 года – «во имя блага и безопасности империи».

Текст эдикта таков:

«Среди важных забот, которыми мы были заняты во имя блага и безопасности империи, мы имели в виду все исправить и восстановить согласно древним законам и древним общественным благочиниям (т. е. порядкам, традициям, обрядам – прим. Ю.С.) римлян…»

Галлерий ясно указывает в эдикте цель тех реформ, которые начаты были при его предшественнике Диоклетиане, а именно – восстановить идеализируемое и существующее, быть может, только в воображении прошлое. Далее речь идет собственно о христианах, к которым Галлерий не скрывает своего недоброжелательства.

«Мы особенно желали возвратить на путь разума и природы впавших в заблуждение христиан, которые отказались от религии и обрядов предков и, самонадеянно отвергая старинные обычаи, сочинили нелепые законы и мнения по внушению своей фантазии и организовали разнообразные общества в различных провинциях нашей империи. Так как эдикты, изданные нами с целью поддержать поклонение богам, подвергли многих христиан опасности и бедствиям, так как многие из них потерпели смерть, а многие другие, в более значительном числе, до сих пор упорствуя в своем нечестивом безрассудстве, лишены всякого публичного религиозного культа, то мы желаем распространить и на этих несчастных людей наше обычное милосердие.

Поэтому мы дозволяем христианам свободно исповедовать их религию и собираться на их сходки без опасений и препятствий, лишь с тем условием, чтобы они всегда оказывали должное уважение существующим законам и властям.

(Другим рескриптом) мы сообщаем нашу волю судьям и должностным лицам. И мы надеемся, что наша снисходительность побудит христиан возносить Богу, которому они поклоняются, молитвы о нашей безопасности и о нашем благополучии, а также об их собственном благоденствии и благоденствии государства».

Нет, умирающий Галлерий нисколько не приблизил свою душу к христианству и вряд ли что понял в вероучении. Он понял то, что было нужно ему, а именно – христианство не враждебно империи, оно не ставит перед собой цель ее разрушения. Более того, оно заинтересовано в сохранении страны, укреплении ее и процветании, поскольку обратное приведет к страшному хаосу и горю. Галлерий понял, что хотя христиане никогда не признают «божественности природы языческого императора», однако именно они являются единственным некорумпированным сообществом в Римском мире и деятельность их позитивна что в военных, что в гражданских сферах. Причем, альтернативы им во всем Римском мире нет! Собственно, именно за счет христиан империя функционировала, защищала свои границы и одерживала победы. Галлерий вынужден был признать, что уничтожая христиан, уничтожалась сама империя. «Апрельский эдикт» 311 года трудно переоценить – это признание поражения языческой империи перед христианством.

Спустя месяц, в мае того же 311 года, находясь в Никомедийском дворце, Галлерий умер, с избытком перед тем намучившись. Лактанций и Евсевий не преминули живописать это ярко и подробно. В их текстах (достоверность колоритных подробностей в которых сомнительна) неприятно удивляет даже малое сочувствие к страдающему человеку, пусть даже и язычнику, пусть даже и виновному во многих прегрешениях, но все же искреннему в своем служении империи и все же, хотя и после долгих колебаний, прекратившему гонения на христиан. Похоронили его не в восточной столице империи, хотя там и была заготовлена гробница. И не в Фессалонике, хотя именно там показывают ротонду начала IV века, известную как «гробница Галлерия». Его похоронили на родине, в городке, появившемся на месте его родной деревни, что была расположена севернее Сердики[18], почти у самого Дуная. Городок этот носил название Ромулия, а назван был так в память матери Галлерия, которую он нежно любил всю жизнь.

Все же остается какая-то недосказанность в образе этого последнего великого языческого императора. Обычно в таких случаях обращаются не к эпиграфике, а к пластическим искусствам, к знаменитым римским скульптурным портретам. К сожалению, художественная культура Рима, отражая общий системный кризис, пережила с середины III века резкий и решительный регресс, а потому изображения эпохи домината[19] лишены того психологического реализма, каким отмечены лучшие образцы римской станковой пластики I–II столетий. Но Галлерий даже в портретах, несущих в себе ярко выраженные признаки художественного вырождения, производит сильное впечатление, прежде всего сочетанием мощи и изнеженной капризности, монументальной величественности и почти безумной страстности. Галлерий был хоть и крайне противоречивой фигурой, но личностью, не лишенной харизматичности и способной навязать свою волю подданным. Его кончина освободила «младших цезарей» от необходимости соблюдать приличия. Политические амбиции и страсти более ничем и никем не сдерживались.

Император Лициний

На востоке Галлерию наследовали Лициний и Максимин Даза. В Италии и Африке закрепился Максенций. На западе власть Константина обладала завидной для всех прочих