Книга Гора Орлиная - Константин Гаврилович Мурзиди

орел сидит, крылья у него, как степь, сизые, он ими помахивает, а улетать не хочет. И, понимаешь ты, — людей не боится! Степь-то ведь его была, вся как есть, многие годы. А тут пришли какие-то и начали в земле ковыряться. Вот он и любопытствует. Бросил в него землекоп комком глины, отлетел орел немножко — громадина такая, — покружил над землекопом и замахал крыльями вдоль горы. Теперь такого не увидишь…

Алексей Петрович работал мастером на одном из участков строительства первой кремнегорской домны. Заложили ее осенью прошлого года, работу рассчитали на двадцать восемь месяцев.

— А мне говорили, что никакого Пологова на домне нету.

— Кто же это меня не замечает?

— Монтажник один… Якимцев.

— Не диво. Такие только девок видят. А вот я его знаю. Смышленый парнишка. Рябой, верно? То-то! — Алексей Петрович улыбнулся. — Трудновато нам будет. Но придется жить. Такое дело… Видишь? — Он указал на красное полотнище, протянутое между сбитой из досок конторкой и высокой железной колонной. — Читай.

Николай прочитал знакомые слова: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Он часто слышал эти слова, давно к ним привык, и поэтому смысл их не доходил до него. Ни на минуту не допускал он мысли о том, что кто-то может смять советских людей. Нет в мире такой силы! И от этой уверенности становилось радостно на душе.

Впереди возвышался металлический каркас огромного цеха. Переплетения металла, уходившие в высоту, казались гуще и тоньше, напоминали светящуюся на солнце сеть. В стальных ячейках этой сети утреннее солнце запуталось все, до единого лучика, и заливало оранжевым светом это легкое, ажурное на взгляд сооружение.

У конторки Николай простился с Алексеем Петровичем.

Комитет комсомола помещался в бараке. Сюда приходили прямо с вокзала — с котомками и сундучками; в ожидании очереди разглядывали фотографии первых ударников, витрины с вырезками из журналов и газет, письма и телеграммы, что в огромном количестве приходили на стройку в первые дни. Одна такая телеграмма, уже пожелтевшая от времени, удивила и обрадовала Николая: «Директору мирового гиганта. Еду строить Кремнегорск вместе со своей бригадой. Ответа не надо. Будем завтра на стройке».

Николай присел на скамью, где уже примостились два парня и девушка. Тот, что покрупнее, оказался подручным горнового.

— Я своего дождусь! — погрозил он кому-то. — Землю копать буду, а все равно зажгу комсомольскую домну!

— А я машинистка, — вздохнула девушка.

— Не все ли тебе равно, где выщелкивать: «Слушали — постановили»? — не скрывая презрения, сказал другой.

— Нет, не все равно! — возразила запальчиво девушка. — Сюда со всего света бумажки слетаются и отсюда по всему свету летят. А там артель «Лакокраска». И потом, — она чуть покраснела, — меня замуж хотели выдать… за одного недобитого частника…

— Беглая невеста! — засмеялся подручный горнового. — Тут одного вчера поймали. Казенные деньги украл. Думал, на стройке спрячется… Ты гляди!..

Девушка пожала плечами и отвернулась. Она ждала, что Николай заступится за нее. Он бы и заступился, не будь она такой красивой. Голубые глаза, льняные пушистые косы… совсем не похожа на простых рабочих девчат. Заступаться за нее было как-то неловко.

Николай получил направление в механические мастерские. Начальник смены, которому он предъявил бумажку отдела кадров, помещался в конторке, по одну сторону которой возводилась толстая кирпичная стена, а по другую тянулись навесы из досок и железа, под их прикрытием работали токарные станки. Наиболее дорогостоящие заграничные станки были установлены в бараке. Из распахнутых настежь дверей и окон барака тянуло сизоватым дымком. Слесарные тисы, кузнечные горны находились прямо под открытым небом.

— Пока живем по-походному, — сказал начальник смены. — К зиме оборудуемся. Видишь, стену гонят. Не управятся — подмогнем… Уралец? Это хорошо. По дому не заскучаешь… У нас тут залетывает народишко. Поработал денька три — и дальше. Новая профессия — летуны. Как раз один вчера сорвался. Ты на его место станешь. Пойдем, покажу станок…

Вечером Николай прибежал к Алексею Петровичу за сундучком — надо было устраиваться в общежитии.

— Так… Отъезжаешь, значит, на самостоятельное жительство? У всех ты побывал, всем все сказал, а вот скажи-ка мне: что тебя сюда потянуло? Вот скажи-ка ты мне, молодое поколение, скажи прямо, открыто.

— Потрудиться хочу на мировой стройке…

— Это ты в комитете комсомола толкуй.

— Не денег же заработать?!

— Еще чего не хватало!

— Тогда не знаю…

— Черная металлургия отстает, и надо двигать ее вперед, вот как! — наставительно проговорил Алексей Петрович. — В самом деле, Кольчик, металлургия наша до сей поры не восстановлена после гражданской войны. Да и вообще слабовато вооружена.

— Это же и есть, как в комитете комсомола! — воскликнул Николай.

— Я тебе не лекцию читаю, — едва не рассердился Алексей Петрович. — В Америке, например, двести домен, а у нас только семьдесят. А чугуна мы производим в десять раз меньше. Потому что у нас не домны, а самоварчики… Вот так вот! Ясно теперь тебе, зачем ты в Кремнегорск приехал?

— Ясно, — весело ответил Николай.

— Уж больно ты веселый для такой ясности…

Пожелав Николаю счастливого житья на новом месте, Алексей Петрович просил непременно забегать всякий раз, когда будет по пути.

Молодежное общежитие оказалось недалеко, на другом конце участка; место выпало удачное: в комнате на три койки. В других бараках койки стояли в два ряда — от двери до двери, образуя узкий проход посредине. А здесь отдельные комнаты. Повезло! Сегодня же вечером можно будет позаниматься. И вообще хорошо: койки застланы суконными одеялами, тумбочка, стол, две некрашеные табуретки, в простенке у двери вешалка в три колышка, окно большое, почти во всю стену, с мелкой решеткой рамы, — такого окна солнце не обойдет. Правда, не очень чисто. И Николай с ребячьей нежностью вспомнил свою боковушку. Порядок, вернее сказать, лоск, наводила там заботливая материнская рука. Вспомнилась почему-то девушка, которую видел сегодня в комитете комсомола. Окажись она в этой комнате — вот бы, наверное, удивилась!.. И все же здесь не так уж плохо. Жаль вот, койка попалась у двери, хотя ему говорили, что место освободилось у окна, справа.

— У окна, — согласился старый жилец, токарь Бабкин. — Но Лепихин мне ее завещал: как только, мол, улечу с этого самого мирового гиганта, так тебе на память — старые рукавицы да койка с клопами. Ну, рукавицы я не взял — рваные… Клопов — тоже, своими обхожусь. А место у окна — с удовольствием! Что ни говори — картина! Орлиную гору видать.

Николай пожал плечами.

— Не возражаю.

— Еще бы! — ответил Бабкин. — Я по стажу имею право на улучшение жилищно-бытовых условий. Факт!

Николай познакомился